Но Тони стряхнул с себя оцепенение и недовольно хмыкнул. Он имел возможность испытать, какой соблазнительной умеет быть Мэри Мартинес, а по слухам — и не только он один. Не то чтобы он придавал значение разным там пересудам. Он не раз убеждался в их несправедливости и заведомых преувеличениях. Но ему доподлинно известно, что Мэри и ее старшая сестра Оливия были центральными фигурами трагедии, потрясшей однажды мирную жизнь Радужной долины.
— Любуешься пейзажем?
Тони виновато вздрогнул при звуке раздавшегося за спиной голоса, но чувство неловкости быстро сменилось раздражением, когда, опустив бинокль и круто обернувшись, он увидел лицо своей мачехи. Стоя в дверях, через которые лестница вела на второй этаж, Ханна Голардо наблюдала за ним проницательным взглядом карих глаз. Интересная женщина пятидесяти лет, она выглядела много моложе благодаря своим неустанным усилиям, а также искусству косметической хирургии. Ее светло-каштановые волосы были подстрижены по последней моде, а одевалась она с той аккуратностью, которая от рождения присуща всем немкам. Многие считали ее красивой, но Тони так и не сумел разглядеть в ней что-либо иное, кроме умело поддерживаемого имиджа.
Она не могла знать, что именно было объектом его внимания, твердо рассудил он. Без помощи бинокля пруд казался отсюда всего лишь узенькой серебряной полоской, полускрытой за темнеющими вдали деревьями. Кроме того, в свои тридцать три года он не обязан отчитываться перед ней. Они решили раз и навсегда этот вопрос после смерти его отца, когда Тони вернулся домой из Европы, чтобы взять на себя управление винным заводом Голардо.
Не отвечая на ее вопрос, он произнес:
— Кажется, неплохая погода — сегодня следует ждать наплыва посетителей.
Ханна заведовала на заводе службой экскурсий и дегустации. Это занятие позволяло ей чувствовать себя полезной, и в то же время избавляло его от постоянного контакта с ней по работе. В его душе до сих пор оставался горький осадок — воспоминания о тех несчастьях, которые принесла она его отцу и ему самому.
Отец встретил ее на рейнских виноградниках в Германии. Он уехал тогда в Европу, чтобы заглушить тоску по умершей жене. Ханна, которая была моложе на пятнадцать лет, хорошо образована и владела несколькими языками, пробудила в нем угасшую чувственность, и он поверил, что это сможет заменить ему истинную любовь. Когда же они вернулись в Америку вместе с избалованным десятилетним сыном Ханны Генри, даже Тони способен был понять, что брак этот нельзя назвать удачным. Когда потух огонь страсти, не осталось ничего, кроме чувства неудовлетворенности и досады. Ее постоянные ссоры с отцом, которые характер Ханны делал пугающе бурными, часто заставляли Тони уходить из дома.
Теперь в основе его отношений с мачехой лежало терпение, но никак не родственная привязанность. Он предпочел поселиться в этом домике, принадлежавшем когда-то его деду и бабушке, чтобы не жить вместе с ней в большом доме, стоявшем неподалеку. Это избавляло его от множества неловких ситуаций, особенно с тех пор как в Ханне пробудился повышенный интерес к молодым подсобным рабочим.
Виноградники и марки призовых вин, которые выпускал завод, — вот единственное, что имело для него теперь значение. Последние годы вина Радужной долины все больше привлекали внимание соотечественников, и сейчас он мечтал только о том, чтобы занять с ними прочное положение на рынке. Но расширить производство мешал договор об аренде с Никколо Мартинесом, по которому он владел соседним участком земли.
— Кстати о посетителях, — продолжала Ханна, со значением понижая голос. — Я оказалась права насчет Мэри Мартинес. Вчера она вернулась домой, а ее сумасшедший папаша уже оповестил всех соседей, как она станет спасать его захудалое ранчо. И он наверняка поведал ей ту невероятную историю о том, что кто-то якобы старается его убить.
Тони пожал плечами.
— Сомневаюсь, что она поверит. Ему не поверили даже в департаменте полиции.
Ханна подошла и встала рядом, лицо ее внезапно стало напряженным.
— Она может. Я всегда говорила, что они с сестрой немного сумасшедшие. А после аварии она определенно повредилась рассудком.
Тони скрипнул зубами. При упоминании об аварии он начинал чувствовать тошноту. Тогда, двенадцать лет назад, его самого не было здесь, но он знал каждую подробность об автомобильной аварии, которая унесла жизнь его сводного брата Генри, старшей сестры Мэри Оливии и друга Генри Эдди Рэнделла. Мэри же из этой страшной катастрофы вышла невредимой, хотя рассказывали, что после пережитого у нее случилось расстройство речи. Он также слышал о жалобах Ханны, что она вынуждена была одна расхлебывать скандальные факты, выплывшие на поверхность после гибели несчастного Генри, тогда как Мэри поспешно сбежала к родственникам в Калифорнию.
Бедняжка Генри. Он не был ангелом. Даже его гибель принесла позор семье. В ночь, когда произошло несчастье, он сильно напился, и именно поэтому потерял контроль над машиной. А вскоре стало известно, что Оливия, погибшая в ту ночь, ждала от него незаконного ребенка.
Стоявшая рядом Ханна издала нетерпеливый возглас.
— Вижу, что сейчас не время обсуждать с тобой договор об аренде с Мартинесом. Если он выполнит свою угрозу и реализует право на выкуп, мы не сможем в будущем году увеличить производство… Но теперь, раз дочь его здесь, ты сможешь уговорить ее убедить этого старого осла изменить свое решение.
Ханна слегка усмехнулась.
— Ты ведь умеешь обращаться с женщинами. Половина женского населения долины готова исполнить любое твое желание.
Тони бросил на нее предостерегающий взгляд. Он терпеть не мог, когда его выставляли местным ловеласом, даже если в прошлом он и заслуживал этого.
— Вероятно, Мэри вернулась, чтобы помочь отцу расстроить мои планы, особенно если она ненавидит фамилию Голардо так же, как и он.
Ханна хмыкнула, и ее лицо приняло самодовольное выражение.
— Я же смогла простить и забыть. Почему же они не могут? Разве моя утрата легче, чем их? Тяжелее. Генри был моим единственным сыном.
Она горестно покачала головой.
— Постоянно копить в себе ненависть — все равно что принимать отраву. Если хочешь знать мое мнение, именно это и убивает Никколо Мартинеса.
Тони пробормотал что-то невнятное и воздержался от напоминания Ханне, что она-то вовсе не испытывает к Мартинесам хотя бы снисхождения.
— Все-таки, — продолжала Ханна, не смущаясь его сдержанной реакцией, — эта девушка долгое время не жила с отцом. Может быть, она вовсе не разделяет настроений старика. Ты мог бы по крайней мере попытаться поговорить с ней.
