Нил поднял руку, медленно провел пальцами по волосам Мии.
— Хочешь, я высушу тебе волосы?
Никогда и никто из любовников Мии, из всех ее бойфрендов не предлагал ей ничего подобного.
Она едва удержала непрошеные слезы, готовые навернуться на глаза. Ресницы стали чуть темнее, слиплись стрелочками.
Только мама в детстве занималась волосами Мии — мыла, подолгу расчесывала. Потом, конечно, когда дочь подросла, мать прекратила мыть ей голову, но сушила волосы по-прежнему — одной Мие было трудно с ними справиться.
Больше никто и никогда не предлагал ей поухаживать за ней именно таким образом. А ведь волос стало больше, они стали тяжелее. Роскошная копна очень светлых волос с пепельным отливом, почти глянцевых, требовала еще больше забот. Волосы были гордостью Мии, но и головной болью тоже.
Через мгновение Мия была усажена на высокий табурет, Нил держал в руках фен и массажную щетку.
— Укладку? — пошутил он, переключая фен в режим подачи теплого воздуха.
— Я ношу косой пробор, — пробормотала Мия.
С ее волосами он был очень бережен. Как следует расчесал, потом принялся аккуратно просушивать. Не дергал, не торопился, не нервничал. Потом прошелся по светлым прядям холодной струей воздуха.
— Зачем ты это делаешь? — поинтересовалась Мия.
— Нужно, чтобы волосы успели остыть, — пояснил Нил. — Если поторопиться, то горячие волосы будут казаться сухими, в то время как на самом деле они остались сырыми.
— Откуда такие познания?
— Ты забываешь: у меня есть сестра.
— Младшая.
— Именно.
— И что, в детстве ты возился с ней?
— Помогал родителям, — кивнул Нил, хотя Мия и не могла его увидеть.
— Ясно. Тебе еще долго сушить?
— Еще какое-то время. Какие же они у тебя густые…
— К сожалению, иногда мне не хватает терпения высушить их до конца, — призналась Мия. — Ложусь спать с влажными, а когда просыпаюсь, обнаруживаю, что они так и не просохли до конца. Летом и весной это не критично, а вот ближе к зиме…
— Сейчас ведь лето.
— Да.
— И жарко.
— Мм… пожалуй.
— Но я хочу высушить их как следует не поэтому.
— А почему же?
— Чтобы они не были влажными, когда будут рассыпаться по подушке, а значит, они не смогут спутаться особенно сильно.
— По подушке?..
Нил сдержал свое обещание.
Как только волосы лишились остатков влаги и распушились, почувствовав легкость, он подхватил Мию на руки. Прошел из гостиной в спальню. Опустил свою ношу прямо на льняное покрывало на кровати.
— Что ты собираешься делать?..
— Получить свою награду.
— Ты же торопился куда-то, — осторожно напомнила Мия.
— Да. Но не раньше, чем…
— Чем что?
— Не хочу, чтобы ночью мне снилось то, что я вполне могу воплотить в реальности.
Он еще ничего не сделал, даже не прикоснулся к ней, а у Мии внутри уже сладко заныло что-то.
Это нежное томление перерастало в сильное желание, требующее срочного, немедленного утоления.
Она не понимала, что с ней происходит.
Таких ощущений, таких эмоций, таких чувств она не переживала раньше. Она не могла разобраться в многообразии их палитры. С удивлением она признавалась самой себе, что вряд ли до Нила она знала, что это значит — наслаждение сексом. Да, она редко отказывала в этом предыдущим партнерам. Но сама оставалась почти равнодушной, почти безучастной к этому процессу. То, что творилось под ее одеялом с другими мужчинами, вызывало у нее нотку снисходительности, долю любопытства, а в целом… В целом Мия относилась к этому как к полезному для здоровья занятию.
И никак не могла понять Лени, которая всякий раз описывала свои безумства и восторги.
И никак не могла взять в толк, для чего люди соединяются в союзы — для того чтобы каждую ночь переживать невнятные ощущения, возникающие в ходе забавного и отчасти даже нелепого акта?
Потому что все остальное Мия могла дать себе сама. Крышу над головой, обучение, нехитрые развлечения. Одежду, косметику, книги. В душевной близости — по крайней мере, ей так казалось, — она нуждалась не слишком.
Но теперь…
Теперь все изменилось так неожиданно, что Мия даже не пыталась понять, в какой момент существование стало ярче и полнее.
Она не хотела, чтобы Нил уходил.
Она готова была попросить его, чтобы он остался до самого утра.
И наплевать, что на следующий день на работе они оба будут клевать носом и ежечасно бегать к кофейному автомату за новой порцией бодрящего напитка.
Нил неуловимым движением расстегнул пуговицы на рубашке-поло, стянул через голову майку. После этого он оперся на кровать коленом, склонился к Мии, потянулся губами к ее тонкой шее, видневшейся в сбитом вырезе халатика…
Она ничего не делала. И не мешала ему делать что-либо.
Нил очень бережно освободил Мию от халата. Провел руками по ее изящному телу. Коснулся подушечками пальцев ее кожи на груди, животе, бедрах. Там, где пальцы Нила исследовали тело Мии, оставались необыкновенно приятные ощущения.
Сейчас у нее было такое впечатление, будто он не желает торопиться. Несмотря на все заявления о нехватке свободного времени, Нил, казалось, наслаждался каждым моментом их близости.
Наконец он склонился над Мией совсем низко, она чувствовала на коже его дыхание. Дыхание было теплым, согревающим, обжигающим.
Прикосновения его губ к телу каждый раз были неожиданными. Они были мягкими, неторопливыми, и Мие казалось, будто ее осыпают дождем из розовых лепестков.
Она запустила пальцы в его темные волосы, сильнее прижимая Нила к себе.
Но Мия уже насытилась плавностью и неспешностью, ей хотелось намного более сильных эмоций. И Нил словно угадал ее настроение. Внезапно Мия ощутила всю тяжесть его тела. Он казался разгоряченным, как будто его лихорадило.
Не спрашивая, готова ли она, он дернул «молнию» на джинсах, лишь немного спустил их. И потом вошел в нее.
Против обыкновения, Мия сразу почувствовала его. Ей нравился этот напор, нравились ощущения, словно волнами расходившиеся по всему телу. Обычно ей требовалось довольно много времени, чтобы хотя бы к концу она что-то почувствовала… С Нилом все было иначе. Мия не узнавала себя. Ее тело изгибалось, устремлялось ему навстречу, и, хотя сделать их соединение еще более тесным было невозможно, она раз за разом пыталась доказать обратное.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты необыкновенно горячая?
Мия даже не сразу узнала голос Нила, настолько он был тихим и хриплым.
Она засмеялась, тоже тихо, ей едва хватило сил на этот смех:
