Энн, решившись, произнесла:
— Я тоже не считаю ее смешной. Я все думала, когда же вы это сами поймете.
— А теперь, когда я понял это, — тихо проговорил он, как, по-вашему, стану ли я лучше?
— Вы и так хороший человек.
Он сидел и рассеянно хмурился на божью коровку, расправлявшую крылья у него на руке.
— Я чувствовал, что меняюсь с тех пор, как вернулась Сирина. Она была пугалом в моих мыслях с момента, когда убежала с Эдди. Но видеть ее снова, разговаривать с ней, быть с ней — заставило меня лучше разобраться в себе самом.
Энн хотела сказать, что он никогда не будет счастлив с Сириной. Он ошибался, думая, будто она сможет дать ему более глубокое понимание людей! Она жила поверхностной жизнью, не зная, что происходит в глубине, не заботясь об этом.
Это я помогла тебе, — думала она. Ох, Пол, ну почему ты не видишь этого?
Как бы ощутив ее напряженность, он наклонился ближе к ней, спиной опершись на гамак.
— Я не знаю, что делать, Энн. Оставить пьесу сатирической или сделать ее полностью серьезной?
Она не ответила.
— Я переделаю ее, — внезапно сказал он. — Если вы согласны поработать сверхурочно.
— Буду рада вам помочь.
Он повернулся и стал разглядывать Энн. Его глаза потемнели. Он поймал ее в объятья, и его лицо, склоненное прямо над ней, заслонило солнце. Время остановилось.
Их губы встретились. Он нежно прижал ее к себе, но когда она расслабилась в его объятиях, нежность поцелуя перешла в страсть.
— Когда я тебя целую, ты становишься совсем другой, — бормотал он. — Нежная, теплая и испуганная. Ты ужасно боишься меня и себя саму. Не нужно. Я не обижу тебя.
— Вы можете сделать это, сами не желая того.
— Нет, дорогая, не сделаю.
От этого ласкового «дорогая» все поплыло перед ее глазами, она крепче прижалась к нему.
Наконец они отодвинулись друг от друга. Пол откинулся на свою часть гамака и вытащил из кармана сигареты. Энн, полузакрыв глаза, смотрела, как он курит.
— О чем вы думаете? — мягко спросила она.
— О пьесе. — Повернув голову, он увидел на ее лице разочарование. — Не смотри так, я делаю тебе комплимент. Когда мои мысли прямо от тебя переходят к пьесе, которую я пишу, это потому, что ты часть ее.
— Это самый приятный комплимент, какой вы мне делали.
Рассмеявшись, он поймал ее руку и повел в кабинет. Усадив ее за письменный стол, он подошел к серванту и налил себе выпить.
— Фрэнка я тоже собираюсь переделать. Сделать, если смогу, его роль больше.
Энн ухмыльнулась.
— Для Лори Лэнгема чем больше, тем лучше.
— Лори? — Голос Пола странно.
— Да, — неуверенно повторила она. — Он ведь играет Фрэнка. Разве нет?
— Откуда вы знаете? Я вам этого не говорил.
Врать было поздно. Энн, заикаясь, выговорила:
— Он сам сказал мне об этом. Он был так доволен, что заехал сюда вчера днем и подвез меня домой.
— Понимаю. — Глаза Пола сощурились. — Чего вы хотите добиться, встречаясь с ним? Лэнгем не ваш тип мужчины.
— А мне обязательно надо иметь низменные мотивы? Я виделась с мистером Лэнгемом, потому что он добр ко мне.
— Никто не встречается ни с кем просто так. Добр к вам? — яростно повторил Пол. — Этот пожилой Ромео…
— Прекратите! — крикнула Энн. — Ни слова не говорите против него! Слышите? Ни слова!
Пол побледнел, глаза его сверкали черным огнем.
— Я все слышу. Я не глухой.
— Простите. — Ее гнев погас так же быстро, как вспыхнул. — Я не хотела на вас кричать.
— Это я виноват, — холодно ответил он. — Я вам не сторож и не должен давать советов, как поступать. Только предупреждаю: Анжела Лэнгем мой друг, и я не позволю вам ее обижать.
Неожиданно до Энн дошел юмор этой ситуации, и ее лукавая улыбка взбесила Пола окончательно.
— Это не смешно, — рассердился он. — Конечно, у вас преимущество возраста, но больше в вас ничего нет.
Горечь этих слов потрясла ее.
— Почему вы так легко осуждаете меня? С самой первой минуты нашей встречи вы даже не сомневаетесь, что я плохая.
— Я не хочу обсуждать это, — он сел за свой письменный стол. — Я предлагаю приниматься за работу.
До середины дня она сосредоточенно писала под его диктовку. Изменения были очень обширны. Страницы диалогов второстепенных героев оставались практически неизменными, но в текстах Мэра-Джейн и Франка акценты сместились очень резко. Хотя она была сосредоточена на записи под диктовку, но не могла не оценить то, что делал Пол. Ее поражала тонкость, с которой он менял настроение пьесы, все ее акценты. Он был на середине фразы, когда дверь отворилась, и вошла Сирина.
Пол уставился на нее:
— Какого черта ты сюда приперлась?
— Пол. — Голубые глаза наполнились слезами. — Ты хотел позвонить мне сегодня утром и не позвонил. Поэтому я и… — Она ощупью стала искать в сумочке платок. — Если ты занят, я уйду.
— Проклятье, извини меня. Я собирался позвонить тебе, но совершенно забыл.
Сирина вздохнула:
— Неважно. Я тебя прощаю.
— Дорогая, мне действительно очень жаль. Я больше никогда так не поступлю.
— Ох, Пол, я так люблю тебя, когда ты такой милый.
Энн резко отвернула голову, стараясь не прислушиваться к разговору.
— Можно я останусь на ланч? — попросила Сирина.
— У нас не будет ланча. Мы поедим сандвичи и сразу продолжим работу.
— Ты не можешь отослать меня домой совсем без ничего! Даже ты не можешь быть настолько жестоким!
— Тогда чашку кофе. — Он повернулся к Энн. — Попросите Смизи приготовить кофе. Пожалуйста.
С поджатыми губами Энн вышла из комнаты, а Сирина сама взяла себе сигарету.
— Должна сказать, что от этой девицы у меня мурашки по коже. Она просто источает неприязнь ко мне.
Пол сунул руки в карманы и, пройдясь по комнате, остановился перед окнами.
— Я прослушал твою запись, вернувшись вчера вечером домой, — произнес он. — И должен принести тебе мои извинения.
— За что?
— За то, что сомневался в твоих актерских способностях. После того, как я услышал твое исполнение монолога Мэри-Джейн… — Он нахмурился. — Ты вложила в него гораздо больше, чем я написал. Когда я вчера прослушал тебя, то понял, где ошибался. Сирина, твоя интерпретация абсолютно верна.
— Дорогой, как чудесно, что ты мне это сказал! — Она скользнула к нему поближе. — Я же говорила тебе, что способна на большее? Я рада, что ты, наконец, поверил в меня.
— Да, — вздохнул он. — Когда ты дочитала этот монолог до конца, я понял, что никто, кроме тебя, не сможет ее так сыграть.
Она напряглась.
— До конца монолога, дорогой?
