Она посмотрела в зимнее окно. Раскатанный лед горки — серая полоска на белом. Все вокруг серо-белое, и разноцветные курточки детей. И румяные щеки, стиснутые шапками. Падения, возня, кто-то смеется, какой-то малыш плачет, ударившись о санки. Одним глазом плачет, а другим уже хитро косится на эти самые санки и ползет обратно на горку. А еще разноцветные круги ледянок — красный, зеленый, желтый… Это как пантомима — в белой раме новых стеклопакетов, в тонкой тишине дневной квартиры, когда молчит телевизор, молчат двери лифта и только сосед тихонько постукивает наверху молотком, как непременный запечный сверчок, создавая своеобразный городской уют. Это как ожившая картина. Это то время суток, когда через десять минут свет за окном погасят мгновенные сумерки перед тем, как наступит ночь в середине дня. И уже затягивает все тонкий, серовато-сиреневый фильтр, как на профессиональном фотоаппарате… Темный силуэт у дерева еле различим — усталая, родная, грустная спина Сашки и рядом мелькает довольная дочкина мордуленция.
Брейгель. Брейгель — это хорошо. Приятно — он тоже явно знал, что такое зима. И ему были знакомы такие вот минуты. И при этом он мог жить. Да еще и творить. Подвиг. Ну а если он мог, почему бы и ей не смочь? Оля бодро отставила в сторону готовый кофе, нагнулась и достала из нижней полки буфета початую бутылку.
За окном была уже только чернота, и Оле неожиданно понравилось отражение в темном стекле — гибкое, вульгарно-привлекательное в домашней одежде тело и темное облако спутанных волос. Ну вот, снова начинается депрессия, начинается никчемность. «Я очень хорошо смотрюсь с бутылкой вина в руках, — решила Оля, отпивая из горлышка вкусный глоток, — подозрительно хорошо, почти так же хорошо, как с сигаретой…»
Они пришли — мокрые, свежие и холодные. У Ксюхи горели глаза, а Сашка прятал свои, не желая, чтобы дочь видела в них то, с чем он не мог справиться.
Сашка не разговаривал с ней после вчерашнего, и, зная его характер, Оля не ждала разговоров еще несколько дней. Ну и хорошо. Она это давно поняла. Меньше разговариваешь — меньше ссоришься, меньше ссоришься — целее нервы. Но как выводит из себя его молчаливый обиженный профиль, обращенный к телевизору!
Счастливый брак — это когда рядом с тобой человек, который раздражает тебя меньше, чем другие. Настолько меньше, что ты можешь находиться с ним в течение многих лет. А если ты его также не сильно раздражаешь — это уже удача. Секрет семейного счастья прост — уживчивый, неконфликтный характер, лень, экономическое удобство.
«А ведь мы большую часть жизни видим друг друга в профиль — когда он смотрит в экран, когда я читаю, когда ребенок делает уроки…»
Возможно, под влиянием этой мысли Оля достала со шкафа старый мобильник и, вместе с зарядкой, сама не понимая зачем, кинула его в сумку.
Все воскресенье она томилась желанием рассказать кому-то о той ночи, поделиться если не событиями, то хотя бы мыслями. Более либерального слушателя, чем Варвара, трудно было представить. Ты живешь в своем мире? Занимаешься только творчеством и собой и, кажется, неплохо ко мне относишься? Вот и отлично.
— Пошли сегодня обедать в якиторию?
Они, конечно, пошли.
— Палочками едите? — покровительственно поинтересовалась жуткая девушка тоном поломойки из привокзального буфета.
— Еще как! — ничуть не смутившись, успокоила ее Варвара.
И в доказательство заказала порцию суши и саке, способную создать заворот кишок самому Гаргантюа.
Обед затянулся, и не могло быть иначе — Олю прорвало, да так, что Варвара узнала все, не только об этой ночи, но и о многом другом.
— Нет, я не против — он мой муж, и я должна о нем заботиться. Согласна. Должна. Заботиться. Готовить еду. Может быть, даже подавать ее. Могу следить, чтобы вовремя были постираны его носки и трусы. И даже физкультурная форма, в которой он играет в футбол, как подросток, с такими же несостоявшимися спортсменами. Могу гладить рубашки. Ладно. Действительно, не самому же ему их гладить? — Оля передохнула немного, макая в пепельницу очередную сигарету. Варвара молчала — у нее был занят рот, и Оля говорила дальше. — Я все это могу. Я все это понимаю. Муж. Должна. Заботиться. Потому что муж. Потому что люблю? Да, забыла! Могу следить и вовремя напоминать ему, чтобы он побрился и сходил в парикмахерскую. Ладно. Что ж. Тоже могу. Тоже понимаю. Только вот абсолютно не понимаю, что делать с моим сильнейшим табу на занятия сексом с ребенком! Тем более со своим!! Ты вдумайся! И что мне теперь с этим делать? А?! Если я о нем забочусь, то с кем же мне теперь спать? То-то и оно. И что теперь прикажешь делать? Как я могу ложиться в постель с человеком, с которым только что говорила тоном учительницы младших классов спецшколы для умственно отсталых детей, потому что другого он бы не понял и не услышал, а на тон обычной училки обиделся бы? После всего этого я что, должна лежать под ним на супружеском ложе и стонать: «Ах, мой тигр! Ах, мой медведь! Ах, мой зверь!»… Так, что ли? Либо я чего-то не понимаю, либо… Может, я его не люблю?
Оля всегда холодела от этой мысли. Да нет ведь, люблю, люблю. Ну, если любовью можно назвать твердую уверенность в том, что он самый лучший. Не потому, что такой хороший, а потому, что другие гораздо хуже. Хотя бы потому, что чужие.
И все же ей казалось иногда, что Варваре повезло гораздо меньше. Она, как все эти провинциальные принцессы, постарела, наверное, лет в пятнадцать и давно уже свыклась со своей старостью. Это было понятно по тону, которым она ответила, проглотив морской гребешок.
— Я хорошо отношусь к мужчинам. Они — прелестные создания, по-своему совершенно очаровательные, как все другие творения природы — дети, собаки, цветы…
Ей было легко с Варварой. Оля, встречая что-то в жизни, удивлялась, благоговея перед классиками: «Надо же, а я ведь про это все знаю — читала у кого-то… Вот что значит литература!» Варвара же, добросовестно читая классиков, удивлялась: «Ну и что тут такого, что гениального или нового? Я ведь все это знаю. Это же просто жизнь».
С Варварой ей повезло, ей всегда везло на хороших людей. В институте — хорошие преподаватели, в школе — хорошая «классная», хорошие коллеги… Даже свекровь хорошая. Многие из ее знакомых жили бы с Сашкой из-за одной только свекрови.
Такими вещами не разбрасываются. Такие вещи ценят, и благодарят судьбу, и на вопрос «как дела?» отвечают «нормально», скрещивая за спиной пальцы.
Уже когда выходили на улицу, в сумке громко затренькала незнакомая мелодия.
— Это у тебя телефон?
Нефритовые глаза Варвары из удивленных сделались понимающими, когда Оля густо покраснела, всего лишь сказав «Алло?».
