— В чем дело?
— Пусти! — кричала она. — Я не могу.
Оторопев от ее слез, Хэнк выпустил ее. Алекс выбежала в холл, и секунду спустя хлопнула входная дверь.
Хэнк без труда нашел Алекс, она сидела на ограде загона и смотрела на луну, дрожа от холода. Она явно заметила его появление, потому что мгновенно напряглась, словно приготовившись спрыгнуть вниз.
— Можешь сидеть, где сидишь! — воскликнул он. — Я все равно не отстану от тебя. Ты можешь даже сбежать в свою Алабаму, но я буду следовать за тобой по пятам.
Она не произнесла ни слова, пока он не остановился у ограды.
— Оставь меня в покое.
— Черта с два! — Он уселся на верхнюю перекладину рядом с Алекс. Луна заливала ее лицо бледно-голубым светом, не скрывая следы слез. Его голос смягчился. — Что я сделал плохого? Поцеловал тебя?
— Да!
— Я спросил, помнишь?
— Я не сказала да.
— Может быть, но твое тело ответило да.
Она вздрогнула, но промолчала.
— Так значит, ты не хотела, чтобы я поцеловал тебя? — спросил он.
Всхлипнув, она наклонилась вперед и положила голову себе на колени.
— Мне лучше уехать в Сан-Франциско. Это мой единственный шанс в жизни. Если не поеду сейчас, другого случая не будет. Тогда я никогда не открою собственный ресторан. У меня никогда не будет…
— Не будет чего? — осторожно произнес он.
Она взглянула на него измученными глазами, и ему до боли захотелось обнять ее.
— Тебе не понять.
— Ты попробуй.
Она энергично тряхнула головой.
— Не понять. Сад — это твой дом. Даже отправляясь на родео, ты знаешь, что всегда можешь вернуться сюда, что кто-то думает о тебе, кому не наплевать, удержался ли ты на коне или свалился в грязь.
Внезапно Хэнку все стало кристально ясно. Смерть ее матери, сиротский приют, переезды с места на место — ей нужны дом и семья.
Ей нужно именно то, чего он не может дать!
Через несколько месяцев Райский Сад будет принадлежать кому-то другому. Скорее всего, дом снесут, чтобы расчистить площадку для нового строительства. Даже если бы он не хотел возвращаться на родео, продажи ранчо не избежать.
Ему так хотелось быть тем мужчиной, которого она целует, провожая утром и встречая вечером, сидеть вместе с ней на качелях и наблюдать заход солнца, спать с ней по ночам, принимать роды, стареть вместе с ней! Но он не может.
Очень медленно, словно приближаясь к норовистой кобыле, Хэнк вытянул руку и поправил прядь волос, выбившуюся из-за ее уха.
— Я знаю, что ты уедешь. Я понимаю. Поверь мне, я действительно понимаю. Но, черт возьми, Алекс, я не хочу, чтобы ты боялась меня.
Она сложила руки на груди.
— Я не боюсь тебя. Я боюсь чувств, которые ты вызываешь. Я не могу завязать с тобой роман. Иначе я никогда не доеду до Сан-Франциско. И буду жалеть об этом всю жизнь.
Хэнк посмотрел ей в глаза, освещенные лунным светом.
— А если я позволю тебе уехать, не разобравшись, что происходит с нами, я тоже буду жалеть об этом всю жизнь.
Он не отдавал отчета, что именно он сказал, пока ее глаза не расширились. Эти слова напугали его не меньше, чем ее, но он не возьмет их назад. Хэнк пододвинулся ближе.
— Посмотри на меня, пожалуйста… Алекс, милая, я не могу обещать тебе ничего — тем более навек. Я знаю лишь то, что не испытывал подобных чувств ни к одной женщине.
Она долго вглядывалась в его лицо. Наконец спросила:
— О чем ты говоришь?
— Я говорю, что хотел бы лучше узнать тебя за оставшееся время. И чтобы ты лучше узнала меня. — Он взял ее за руку и почувствовал радость, когда она не отдернула ее. — Составь мне компанию на родео в этот уик-энд.
Она разглядывала его целую минуту, потом покачала головой.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Почему?
— Я уезжаю через две с половиной недели, Хэнк. Я должна уехать.
— Я знаю. Мне не нужно никаких обязательств. Просто один день мы проведем вместе. Погуляем, поедим барбекю, потанцуем.
Она поджала губы и еще раз покачала головой.
— Нет.
От разочарования руки Хэнка сжались в кулаки, но он заставил себя говорить спокойно.
— Когда мне было десять, и я только начал бегать на родео, мне захотелось сесть на одну норовистую лошадь, на которой мог удержаться только настоящий профессионал. Лошадь сбрасывала не слишком опытных наездников, а одного даже покалечила. Старый ковбой Текс Макквайр подошел ко мне, когда я стоял у загона, разглядывая эту противную лошадь, и спросил, почему я не пытаюсь прокатиться на ней. Я ответил, что не хочу потом пожалеть об этом, поскольку не до конца уверен в своих силах. И тогда он дал мне понять, что, если все время сомневаться, никогда не испытаешь настоящего счастья. Короче говоря, забрался я на эту лошадь и понесся со свистом. С тех самых пор я предпочитаю сожалеть о том, что сделал, а не о том, чего не сделал. Ты понимаешь, о чем я говорю? Поехали со мной в этот уик-энд.
— Я и так еду.
— Но я хочу, чтобы ты поехала именно со мной. Хочу иметь право держать тебя за руку… вот так. Хочу обнимать тебя за талию… вот так. — Он притянул ее к себе. — Хочу целовать тебя на сон грядущий.
— Что ты делаешь со мной, Хэнк Эдем? — жалобно вздохнула Алекс. — Как я могу устоять, когда ты говоришь такие слова? Но у меня такое чувство, что мы еще пожалеем об этом.
Клэр и Алекс приехали в Ландер в красном пикапе Хэнка, таща на буксире пустой конский трейлер. Братья приехали на несколько часов раньше, чтобы заплатить вступительный взнос и дать успокоиться лошадям после двухчасовой поездки. Возвращаться было решено отдельно — Трэвис планировал переночевать в Ландере и утром отправиться в Техас.
Клэр остановила грузовик на поле, которое служило автостоянкой во время родео. Между рядов машин и конских трейлеров резвились дети.
— Судя по всему, здесь соберется большая толпа, — сказала Клэр. — Я знаю, они слышали, что сегодня выступает Трэвис. Он приезжает каждый год. Интересно, известно уже, что Хэнк и Трэвис сегодня выступят вместе?
Алекс указала на плакат над входом на арену.
— Думаю, вот ответ на твой вопрос.
Под выгоревшей афишей, объявлявшей зрителям, что перед ними выступит «Трэвис Эдем — Чемпион мира по объездке быков», висел новый плакат: «Хэнк Эдем — снова на родео, впервые за последние восемь лет».
Клэр криво усмехнулась и заглушила двигатель.
— Можно было бы догадаться, что мистер Спиндел не упустит своего шанса. Для родео в маленьких городках важно иметь хотя бы одно громкое имя. Два — и трибуны заполнены. Готова искать своего воздыхателя?
