Холод сковал ему живот. И опять эта мина вместо лица, эта холодная мина…
— Что ж, — сказал он, — это значит, что ты прошлой ночью позволила себя уложить.
Он знал, что произнес грубые и жестокие слова, и видел, как она содрогнулась. Ну и что? Не она одна вспомнила о том, что они занимались любовью без презерватива. В последний раз он думал об этом на рассвете, когда сжимал ее в объятиях. В какой-то миг он подумал, что они могут зачать ребенка, которого Натали так хотела, и от этой мысли еще слаще было видеть, как она содрогается под ним и задыхается от восторга.
Какой же ты придурок, Уорнер, подумал он холодно и свесил ноги с кровати.
Натали села и еще плотнее закуталась в простыню.
— Как очаровательно ты выразился, — сказала она. — Но не волнуйся, это был не опасный день.
— Как чертовски приятно это слышать, — с издевкой сказал он. — Потому что меньше всего на свете мы хотели бы завести ребенка. Не так ли, Натали?
Натали встала.
— Ты прав, — сказала она и захлопнула за собой дверь ванной.
Тревис сидел за обеденным столом, когда в столовую ворвался Коннор.
— Доброе утро, — сказал Тревис.
Коннор пробурчал что-то, налил себе кофе и плюхнулся на стул.
Тревис поднял на него брови.
— Создается впечатление, что это не совсем так. Я имею в виду «доброе утро».
Коннор бросил на него сердитый взгляд.
— Хочу предупредить тебя, Тревис, мне сейчас не до шуток.
Тревис кивнул.
— Что ж, тогда мне придется сообщить тебе новость. — Он встал, подошел к буфету и положил на свою тарелку еще несколько печений. — Старик отдал приказ на боевое построение через полчаса.
— Старик знает, куда он может засунуть свой приказ.
— Да, — протянул Слейд, входя в столовую. Не думаю, что старику удастся и теперь заставить нас чистить конюшню от навоза, если мы не отдадим салют и не щелкнем каблуками.
— Что-то ты на редкость весел сегодня, — сказал Коннор, поглядев на него из-за чашки кофе.
— Слушай, сделай одолжение, оставь свои остроты для лучшего момента. — Слейд подошел к буфету. — Как печенье? Такое же воздушное?
— Легче воздуха, — сказал Тревис.
— Хорошо, что не все меняется.
Тревис и Коннор переглянулись. На несколько минут все братья увлеклись завтраком, пока Слейд не отодвинул в сторону свою тарелку и не потянулся за чашкой кофе.
— Итак, старик хочет видеть нас. Интересно, зачем? — спросил он.
— «Эспада». На повестке дня — «Эспада», — сказал Грант Лендон, входя в столовую. — Доброе утро, джентльмены.
Слейд поднял брови.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что он его адвокат, — сказала Кэтлин, которая размашистым шагом вошла в столовую, на ходу сделала знак рукой, давая мужчинам понять, что им не нужно вставать, и стащила с тарелки Слейда полоску бекона. — Джонас беспокоится о том, что будет с его имуществом, когда он умрет. Я права, Грант?
— Абсолютно. Он хочет, чтобы всем досталось поровну.
— Всем четверым? — спросил Тревис.
— Всем, — ответил Грант. — Он считает Кэтлин своей дочерью.
В комнате воцарилась тишина.
Натали не произнесла ни слова, пока Коннор одевался.
Она стояла, приклеившись спиной к двери ванной, прислушиваясь к каждому звуку, пока не услышала, как хлопнула дверь.
— Придурок, — сказала она и повернулась к зеркалу.
Где были ее мозги вчера вечером? О чем она думала, когда оказалась с ним в постели?
Натали сдула с лица прядь волос. Все дело в том, что она вообще не думала. Иначе не оказалась бы с ним в постели. Черт, они просто впали в секс. По-другому это не назовешь.
Коннор по-прежнему хотел ее. Она по-прежнему заводила его, и это все, что осталось от их отношений. И потеря ребенка, как он сам напомнил, лишь подтверждала это.
О боже, что она пережила в тот день! Сколько боли и отчаяния! Ей так хотелось, чтобы он приласкал и утешил ее! Но он, как обычно, был в отъезде, и она была одна. Она скорчила гримасу своему отражению в зеркале. Одна… как обычно.
Обернувшись полотенцем, она вернулась в спальню.
Она была одна и во время беременности.
Коннор тогда был занят строительством очередного отеля.
Она хорошо помнит, что он ответил, когда она спросила его о переоборудовании одной из комнат в детскую.
— Ох, Нат, делай все, что хочешь. Можешь посоветоваться с декоратором. На твое усмотрение.
Натали натянула на себя одежду.
В конце концов она поняла, что ему было все равно. Таковы все мужчины, сказала ей Лиз Филдинг. Но что ей до всех мужчин! Коннор был ее мужем. И он должен был стать отцом ее ребенка.
Но этого не произошло.
Однажды утром она проснулась, почувствовала острую боль внизу живота и на этом все закончилось. Она потеряла ребенка. Ее тело и ее сердце опустели.
— Мне так жаль, что ты потеряла ребенка, сказал Коннор.
Жаль. Это все, что он смог сказать, когда ее сердце буквально рвалось на части от отчаяния.
Но он не испытывал ничего подобного, потому что это был ее ребенок, а не их ребенок.
О, как она ненавидела Коннора в тот момент!
Но скрыла это от него и только вежливо поблагодарила за сочувствие. И он снова погрузился в свои дела, как будто ничего не произошло. Он никогда больше не упоминал об этом. И тогда она наконец поняла, что он вообще не хотел ребенка.
Ребенок мог стать помехой в их жизни. Им пришлось бы отказаться от путешествий, вечеринок и полетов вокруг земного шара. Ребенок мог нарушить покой в их шикарном доме с шикарной мебелью и роскошными украшениями.
Натали закрыла свой чемодан.
Итак, их совместная жизнь продолжалась, но с некоторыми изменениями: Натали перестала путешествовать вместе с мужем, говорила, что слишком занята.
И она действительно была занята. Она стала посещать клубы, участвовала в благотворительных акциях, играла в теннис до тех пор, пока не могла больше без отвращения смотреть на ракетку и сетку. И Коннор больше не нуждался в ней.
А много лет назад все было по-другому. Он спешил домой, чтобы увидеть ее.
— Я так соскучился по тебе, — говорил он, подхватывая ее на руки.
А потом он вознесся на гребень успеха. Но все произошло так постепенно, что она заметила это, когда было уже слишком поздно, когда его потребность в ней изменилась. Она превратилась в шикарно одетую куклу — в ходячее и говорящее доказательство материальных достижений своего мужа, в воплощение его мечты, где не было места для детей.
А теперь там не было места и для нее.
Натали взяла в руку чемодан.
— Прощай, Коннор, — сказала она в пустоту комнаты.
На этот раз она уходила из его жизни навсегда.
К сожалению, сбежать оказалось не так просто.
