Он сделал глубокий вдох и выдох.
— А я чем занимаюсь? И все-таки почему ты так улыбаешься?
Она посмотрела на мать, ведущую урок, чтобы убедиться, что та не смотрит в их сторону, потом смущенно потупилась и, загадочно улыбнувшись, прошептала:
— После этого занятия ты точно сдашься. Мощный поток сексуальной энергии сметет твою волю как карточный домик.
— Черта c два!
Она ткнула его пальцем в грудь.
— Посмотрим.
— Эй, поосторожнее. — Он нахмурился. — Не прикасайся! Не нарушай правила.
В этот момент мать Мерроу произнесла умиротворяющим голосом:
— А сейчас, джентльмены, сядем, вытянув ноги перед собой...
Алекс занял соответствующее положение и подвигал голыми пальцами ног.
— А теперь леди должны сесть на бедра к джентльменам, лицом к ним. Джентльмены, согните ноги в коленях, чтобы обеспечить вашим партнершам удобную опору. Руки не использовать!
Он слегка нахмурился, когда Мерроу подняла свою длинную юбку и заняла требуемое положение, покусывая нижнюю губу, пытаясь сдержать смех.
Он нервно сглотнул. Ничего! Главное — не думать об ее крошечных тоненьких трусиках.
— А теперь, продолжая глубоко дышать, посмотрите в глаза своих партнеров.
Мерроу подняла свои длинные ресницы, и он увидел ее сияющие зеленые глаза. У нее были удивительные глаза!
— А сейчас, продолжая смотреть в глаза своего партнера, каждый из вас скажет, что он в них видит. Каждый — по одному слову. По очереди. И не забывайте о расслабляющем глубоком дыхании...
Мерроу ненадолго закрыла глаза, и Алекс улыбнулся, когда она их открыла. Это занятие, как ни странно, действительно может оказаться полезным. Как хорошо, что он уговорил Мерроу пойти на него!
Он заглянул в глаза сидевшей на бедрах девушке и глубоким хриплым голосом произнес:
— Беспокойство.
Мерроу тихо рассмеялась, слегка приподняла подбородок и игриво прищурилась:
— Упрямство.
Мать Мерроу, неслышно ходившая по комнате, наклонила голову и прошептала им:
— Никакой критики! Будьте добры друг к другу. Избавьтесь от агрессии. Доброта и терпение. Обиды разъедают душу обоих.
Алекс не считал свое слово проявлением агрессии. Он сказал именно то, что увидел в глазах Мерроу.
И все же он решил послушать совета пожилой женщины, проводившей занятие.
Несколько минут он глубоко дышал, любуясь лицом Мерроу, а потом неожиданно для себя громко произнес:
— Красивая.
В зеленых глазах женщины мелькнуло нечто похожее на удивление и радость. Потом она сглотнула и ответила:
— Удивительный.
Внезапно Алекс почувствовал, как его грудь обдало теплой волной и сердце бешено заколотилось. Его взгляд привлек до боли знакомый жест — она облизала пересохшие губы кончиком языка. И он понял, что пропал. Изнемогая от нахлынувшего желания, он чуть слышно прохрипел:
— Сдаюсь.
Мерроу все поняла без объяснений, тем более что его возбуждение было слишком очевидно. Ее рот расплылся в широкой улыбке, от которой у него покраснели уши.
— Я тоже сдаюсь, — прошептала она в ответ.
— Но учти, что бы твоя мама ни говорила, я буду сидеть в этой позе. Пока не успокоюсь. Не хочу выглядеть дураком.
— А сейчас мы усилим контакт друг с другом, — продолжала вести занятие ее мать.
— Женщины, коснитесь руками лица партнера, затем кончиками пальцев проведите по шее, по плечам, по рукам. Почувствуйте, как сквозь кончики ваших пальцев струится эротическая энергия. Мужчины продолжают глубоко и медленно дышать, как при медитации. И смотрим в глаза.
Когда Мерроу дотронулась до его лица, он приоткрыл рот от удивления. Ощущения были ошеломляющими. Если это и есть тантрический секс, то отныне он его ярый сторонник. Они не целовали и не ласкали друг друга, и тем не менее дыхание обоих участилось и кровь быстрее побежала по венам.
Видимо, на его лице отразились все его эмоции, поскольку она наклонилась к нему и спросила:
— Что случилось?
— Ничего ужасного. Я просто тебя хочу.
Она скользнула пальцами за воротник его белой рубашки, почувствовала, как участился его пульс на шее, как поднимается и опускается грудь и учащается дыхание, потом провела руками по его широким плечам.
— Я тоже хочу тебя. Так сильно, что боюсь, запачкаю тебе джинсы.
— А сейчас джентльмены повторяют те же прикосновения, а женщины глубоко дышат...
— Твоя очередь, — выдохнула Мерроу. Алекс опасно улыбнулся.
— Ну держись тогда.
Он провел руками по лицу женщины, чувствуя, как бьется ее пульс под его ладонями.
С ее губ сорвался вздох.
Забыв на несколько мгновений, что они не одни, Алекс провел большими пальцами по ее напряженным соскам.
Ее дыхание участилось еще сильнее, нижняя губа задрожала, и она даже прикусила ее. Темные радужки ее зеленых глаз сделались такими огромными, что ему действительно стало казаться, что он тонет в них.
Окружающие звуки сделались глуше и голоса окружающиеся доносились до них, словно через густой слой ваты.
Алексу понадобилось все его самообладание, чтобы не застонать вслух. Мерроу слегка покачивала бедрами, и он с ужасом понял, что еще минута-другая, и он не сможет сдержать наплыва вожделения.
И судя по тому, как широко распахнулись глаза Мерроу, она чувствовала нечто схожее.
Внезапно Мерроу сбросила руки Алекса со своей груди, и он удивленно заморгал, когда понял, что она пытается встать.
Все участники посмотрели в их сторону, и Мерроу, покраснев, пробормотала:
— Извините.
Она схватила Алекс обеими руками за рубашку и потянула вверх, скомандовав:
— Вставай!
Алексу кое-как удалось подняться на ноги, и, она вытащила его из комнаты.
— Извините, — несколько раз повторила Мерроу. — Продолжайте, пожалуйста. Не обращайте на нас внимания.
Он успел заметить довольное выражение лица ее матери, снова принявшейся делать пассы ладонями.
— Дышите глубже и расслабляйтесь...
За дверью Мерроу не отпускала его, продолжая тащить вдоль длинного холла, и тихо ворчала:
— План у тебя совершенно идиотский. Никакого секса... Только поцелуи. Что за чушь! Как ты мог только такое придумать?!
Он усмехнулся, идя позади нее.
— Что мы делаем, О'Коннелл?
— Мы сдаемся, вот что мы делаем.
Потом она вцепилась обеими руками в его рубашку, приподнялась на цыпочки и поцеловала его страстно и настойчиво. И Алекс не собирался жаловаться, он и сам готов был сдаться, в этом случае они оба выходили победителями.
Он был настолько возбужден, что согласился бы на все что угодно, но все же боялся на кого-нибудь нарваться.
