Наверное, потому, что он вырастил меня. – Она испытала облегчение от того, что Ангелос подсказал ей выход. – Он взял к себе меня, а также моих братьев и сестер, когда наши родители погибли.
– Сколько у тебя братьев и сестер?
– Семь, – ответила Талия, – включая моего сводного брата Нэйта. Пять братьев и две сестры.
– Много, – отметил Ангелос. – Ты поддерживаешь с ними связь?
– Да, мы встречаемся время от времени, хотя Нэйта я давно не видела. – Она нахмурилась, вспомнив своего неуловимого сводного брата, который всегда избегал общения с семьей. – У отца был роман – еще до того, как я родилась, – и в результате родился Нэйт. – Талия поморщилась. – Это бросило тень на моих родителей, я знаю. Они были… слабыми людьми. Но все равно мне их очень недостает, даже памяти о них.
– Иметь плохих родителей – это лучше, чем не иметь никаких.
– Ты так думаешь? Ведь ты вырос сиротой…
– Да. – Ангелос смотрел на море, плотно сжав губы. – Мне пришлось выживать в доках, у меня не было любящей семьи.
Талия восхищенно покачала головой.
– Потрясающе, как далеко ты продвинулся в жизни.
– Это просто удача, – пожал плечом Ангелос.
– Это больше чем удача, – настойчиво сказала Талия. – Не многие смогли бы сделать то, что сделал ты, Ангелос.
Что‑то мучительное мелькнуло в его лице, но затем он снова устремил взгляд на море.
– Возможно, – согласился он, – но в других сферах я потерпел неудачу.
Сердце Талии забилось, подскочив к горлу.
– Что ты имеешь в виду?
Ангелос покачал головой, затем кивнул в сторону Софии:
– Сегодня ее день. Давай не будем портить его воспоминаниями о прошлом.
Талия была заинтригована, но она понимала, что лучше на него не давить. Поэтому, повернувшись с улыбкой к Софии, она стала с ней болтать на смеси английского и греческого, и им удавалось понимать друг друга.
Несколько раз она бросала взгляд на Ангелоса: он все еще смотрел на море, прищурив от солнца глаза и твердо сжав губы. Интересно, будет ли у нее возможность спросить у него, в каких же сферах он потерпел неудачу, подумала Талия.
Он ничего не сказал ей о своем прошлом. И конечно же, не стал рассказывать о своих неудачах. Но он чуть не рассказал ей о пожаре. При мысли об этом в груди его стало тесно, а плечи напряглись. Он не хотел вспоминать о том ужасном дне – худшем дне своей жизни. Он загнал те воспоминания в коробку и плотно захлопнул крышку, хотя Талия по каким‑то причинам побуждала его открыть ее. И в этом не было ничего хорошего.
И почему эта женщина, с ее ясными золотисто‑зелеными глазами и обезоруживающей улыбкой, с ее невероятной храбростью так воздействовала на него? Она была откровенна с ним, и его это восхищало. Но сам он не мог быть с ней откровенным.
В любом случае через месяц она уедет. Он наслаждался последними днями и был очень благодарен Талии за то, что она помогла ему восстановить связь, хотя и хрупкую, с его дочерью. Но это не означало, что у них с Талией возникли какие‑то отношения. Через несколько недель он навсегда расстанется с ней.
Ангелос взглянул на Талию. Перестав болтать с Софией, она откинулась на спинку сиденья, сложив руки на коленях. Ветер трепал ее золотистые волосы, бросая пряди ей на лицо. Только сейчас Ангелос заметил, каким бледным оно было и как крепко сжаты ее пальцы. Талия начинала дрожать.
Он понял, что они не должны были ехать на лодке.
– Талия. – Приподнявшись с места, он взял ее за руки, они были холодными. Она даже не взглянула на него. – Талия, – повторил он, и голос его был твердым и настойчивым.
Она заморгала, будто только увидела его.
– Прости, – прошептала она, и Ангелос тихо выругался про себя.
– Тебе не за что просить прощения.
– Это просто потому… что мы больше не видим земли… – Зубы ее стучали, и Ангелос сел рядом с ней, обняв ее за плечи. Она прижалась к нему, закрыв глаза.
– Все в порядке, – прошептал он. – Все будет хорошо. Мы доплывем до берега, мы будем в безопасности. Я позабочусь о тебе. – Эти слова, словно эхо, разнеслись в его сознании. Он боялся, что не выполнит своего обещания. Как и тогда.
София повернулась и взглянула на них, и лицо ее стало таким же бледным, как и у Талии, когда она увидела ее искаженное страхом лицо.
– Талия…
Талия с болезненной улыбкой взглянула на нее, и девочка сжала ее руки. Ангелос вернулся к румпелю, увеличив скорость до предела, чтобы как можно скорее добраться до берега.
Парусник быстро заскользил по волнам, а Ангелос не сводил взгляда с Талии. Лицо ее оставалось бледным, но она бодро вскинула подбородок и сжала руку Софии.
– Со мной все в порядке, София, – сказала она девочке. – Не волнуйся, пожалуйста.
Даже страдая от страха, Талия заботилась о его дочери, успокаивала ее. Сердце Ангелоса наполнилось каким‑то теплым и болезненным чувством.
Быстро отвернувшись, чтобы она не увидела его лицо, он направил лодку к Наксосу.
Парусник причалил к берегу, и Ангелос, выпрыгнув из него, протянул руку Талии. Она неуклюже упала в его объятия, потому что ноги ее дрожали.
Бледность на ее лице сменилась румянцем, потому что паника стала затихать, а на смену ей пришло не менее ужасное смущение.
– Должно быть, ты подумал… – пробормотала она, отступая от него.
– Я подумал, что ты очень храбрая, потому что поехала на этой лодке ради моей дочери, – пробормотал Ангелос. Он все еще держал ее за плечи, она ощущала тепло его рук сквозь тонкую ткань платья. – Спасибо тебе, – добавил он, а затем, отпустив ее, помог Софии выйти из лодки.
Слова эти крутились в ее голове, когда они расположились на пляже возле пристани. Сняв босоножки, Талия прошлась по берегу, песок был теплым и мягким.
«Я подумал, что ты очень храбрая». Неужели Ангелос и вправду подумал это? Ведь она не была храброй. Она была жалкой трусихой, неспособной выдержать и часа плавания на лодке. Какой болван не мог выдержать это?
Талия так давно смирилась со своими комплексами, что они перестали ее волновать. По крайней мере, она так думала. Но теперь, столкнувшись с жизнью, с Софией и Ангелосом, она стала понимать, какими тусклыми были ее последние семь лет… и как много она еще хотела.
Утро они провели на пляже, потом отправились в город
