— Уверен, что он не сидит постоянно перед монитором так же, как и ты.
— Достаточно увидеть один раз.
— Верно.
— А как насчет твоего сегодняшнего визита?
Монте помедлил, затем пожал плечами и покачал головой:
— Я проник во дворец не через твою калитку.
Пеллеа вопросительно уставилась на него. Его способ проникновения во дворец по-прежнему остается для нее загадкой.
— Тогда как?
— Не имеет значения.
— Но, Монте, для меня это имеет значение. Я хочу знать, как ты попадаешь ко мне.
— Прости, Пеллеа, но я тебе этого не скажу.
Она нахмурилась. Ей не понравился его ответ.
— Ты понимаешь, что я сильно рискую? Ты ведь можешь появиться в неподходящий момент, и я ничем не смогу тебе помочь.
Он уже ей это говорил, но решил повторить еще раз:
— Я никогда не сделаю ничего такого, что может тебе навредить.
Глядя на него полными тревоги глазами, Пеллеа покачала головой:
— Нет, Монте, в таких вещах никогда нельзя быть полностью уверенным.
Монте пожал плечами. Разумеется, он понимает ее и сочувствует ей. Но что тут поделать? Он не может никому открыть свой секрет.
— Я не могу тебе сказать, Пеллеа. Прости. Наши отношения здесь ни при чем. Речь идет о моей способности вернуть мою страну, когда придет время.
Пеллеа молча встретилась с ним взглядом. Ее по-прежнему злит его скрытность, но все же тот факт, что Леонардо втайне следит за ее входом, еще более возмутителен.
— Не могу поверить, что он за мной следит! — воскликнула она.
Монте улыбнулся:
— Что тебя так возмущает? Разве ты сама не наблюдаешь за всеми тайком?
— Да, но я наблюдаю за общими коридорами, а не за частными входами.
— Ну да, конечно, — поддразнил ее он. — Это большая разница.
— Да, большая. Я никогда бы не установила скрытую камеру на входе у Леонардо.
Монте поднял бровь:
— Да, но он тебя не интересует, а ты его очень интересуешь.
Поразмыслив над этим несколько секунд, она поморщилась:
— Я найду его камеру и отключу ее.
Монте покачал головой:
— Не делай этого. Он узнает, что ты ее обнаружила, и найдет другой способ за тобой следить. Тот факт, что ты знаешь о камере, дает тебе преимущество. Ты можешь узнать ее расположение и уклоняться от нее, когда нужно.
Послышался какой-то странный хрипящий звук. Обернувшись, они оба увидели, что отец Пеллеа приподнялся на подушках.
— Папа! — воскликнула она, бросившись к нему. — Не пытайся встать сам. Я тебе помогу.
Но он смотрел не на свою дочь, а на Монте.
— Ваше величество, — простонал он. — Грэндор, король Амбрии.
Монте подошел чуть ближе, надеясь, что Ванек Мараллис поймет, что перед ним стоит не король, которого он когда-то предал, а сын этого короля. Его впервые приняли за его отца. Он испытал одновременно странное чувство гордости и отвращение.
— Мой синьор, — пробормотал отец Пеллеа. Его худое, изможденное лицо все еще оставалось красивым. — Подождите, не уходите. Мне нужно все вам объяснить. Все не должно было так получиться. Я этого не хотел.
— Папа, — сказала Пеллеа, пытаясь его успокоить. — Прошу тебя, ляг и больше не разговаривай. Тебе нельзя волноваться.
Но отец проигнорировал ее слова.
— Поверьте, — произнес он, обращаясь к человеку, которого принял за короля Грэндора. — Они пообещали, что к вам отнесутся с уважением. К вам и вашей прекрасной супруге королеве Элинеас. Они дали мне слово, что не тронут вас. Клянусь, если бы я знал, что они задумали на самом деле, я бы им помешал.
Ноги Монте словно приросли к полу. Слова старика потрясли его до глубины души. Очевидно, чувство вины не давало ему покоя все эти двадцать пять лет.
Мараллис опустился на подушки и продолжил что-то невнятно бормотать. Пеллеа посмотрела на Монте полными слез глазами:
— Он не знает, что говорит. Пожалуйста, уходи, Монте. Ты только его расстраиваешь. Я останусь до прихода сиделки.
Монте повернулся и сделал, как она велела. Внутри у него бушевал ураган эмоций. Отец Пеллеа хочет изменить то, что изменить невозможно. Он опоздал на двадцать пять лет. Все же Монте испытывал некоторое удовлетворение от того, что один из его врагов осознал свою неправоту.
Он сжалится над больным стариком, но остальным его врагам пощады не будет.
Зная, что Пеллеа проведет еще некоторое время со своим отцом, Монте принял решение. Он планировал встретиться с генералом Георгесом. Почему бы не сделать это сейчас?
Его вдруг охватило странное спокойствие. Он тысячу раз представлял себе свою встречу с самым страшным тираном в истории страны. Сценарии были разные. Какой ему выбрать? На самом деле это не имеет значения. Все они заканчивались смертью или тяжелым увечьем генерала.
Он не обращал внимания на тот факт, что от его встречи с этим человеком зависит его собственная судьба. Это его нисколько не беспокоило. Решение уже принято. Он вступит в схватку с убийцей своих родителей. Так должно быть.
Монте с уверенностью шагал по коридорам. Зная, где расположены камеры, он с легкостью их избегал. По пути в спальню Леонардо один из его друзей показал Монте, где находятся покои генерала.
Проникнуть туда оказалось делом пустячным. Охраны не было, а простой замок он с легкостью открыл с помощью шпильки для волос, позаимствованной у Пеллеа.
Отворив дверь, Монте тихо проскользнул в темную комнату и, услышав храп, прошел в спальню и ловким движением накрыл Георгеса одеялом до подбородка, чтобы тот не успел взять пистолет или мобильный телефон.
К его удивлению, пожилой мужчина даже не пошевелился. В отличие от своего сына Георгес Гранвилли никогда не мог похвастать ни атлетическим телосложением, ни элегантностью. Он всегда был грузен и неповоротлив. Сейчас он напомнил Монте огромную глиняную скульптуру, которая начала плавиться и превращаться в бесформенную массу.
— Проснись, мерзавец, — сказал ему Монте. — Я хочу с тобой поговорить.
Никакого ответа. Придвинувшись ближе, он потрогал диктатора. Никаких изменений.
Взгляд Монте упал на ампулы и шприцы, лежащие на тумбочке рядом с кроватью Потрясенный, он включил свет, посмотрел на генерала и, к своему удивлению, обнаружил, что глаза того открыты.
Георгес не спит. Он находится под действием лекарств. Тупо смотрящий в одну точку, безвольный, как тряпичная кукла, он сейчас лишь жалкая версия себя прежнего. Монте понял, что мог бы запросто взять подушку и положить ее на лицо генерала. Это было бы так легко сделать. Георгес беспомощен, как новорожденный ребенок.
