— Он педик? — спрашивает он, указывая большим пальцем в мою сторону. Фрэнк качает головой и хлопает меня по спине. — Он вырастет, чтобы ломать кости и сердца в равной мере. Эй, Натан… Нейт, — говорит он, цокая языком, и дает мне свой персик. Я люблю персики, поэтому беру их. — Сотрудник исправительного учреждения? Офицер Бушер? Бет?
Я смотрю на него пустым взглядом. Я знаю Бет.
— Она хочет вынести тебе мозги. Знаешь, как ты говоришь с ней о поэзии и прочем дерьме?
— Это не поэзия, это фантастика. — Мой угрюмый голос обрывается. Что только доводит Фрэнка до еще более безумного крика.
— Поэзия, художественная литература, проклятая погода. Неважно, красавчик. Ей плевать. Когда ты говоришь, когда она наблюдает за движением твоих губ, она думает только о том, как бы они ощущались на ее губах. И я не говорю о тех, что на ее лице.
Это заставляет старых школьников кудахтать, как гиен.
Я не девственник. У меня было много секса, прежде чем приехать сюда, с таким количеством девушек, что я даже не могу сосчитать. Куда бы я ни пошел, женщины глазеют на меня, кладут мне в карман свои телефоны и посылают своих хихикающих друзей нести какую-то чушь о том, что они никогда этого не делают. Вот почему я никогда не был слишком занят женщинами. Человек никогда не ценит то, что у него есть, в пиках.
— Она рассказала мне об этой книге. — Лицо Фрэнка становится серьезным. — У нас все получилось.
Позже той же ночью я делаю свою первую тюремную татуировку от парня по имени Ирвин. Он привязывает пустой корпус ручки к моторчику от магнитофона до того, как игла коснется моей кожи. Я выбрал цитату Керуака. Левая лопатка.
— Моя вина, моя неудача не в моих страстях, а в том, что я не могу их контролировать.
Поскольку у меня нет страстей, я молюсь, чтобы однажды это имело для меня смысл.
Пока страсть меня не подвела. Единственное, чем я когда-либо страстно занимался, — это убивал человека, который в пьяном припадке сломал руки моей маме, чтобы он больше не причинил ей вреда.
Но пока я обойдусь этой цитатой. Мне нравится острая боль, сопровождающая пометку. Мне нравится белый шум машины, и я решаю, что к тому времени, когда я выберусь отсюда, я скрою большую часть себя плохими чернилами.
Во всяком случае, половина меня. Другую половину я сохраню в чистоте. Кто знает? Может быть, части меня все еще можно искупить.
***
Я с нетерпением жду ночи, зная, что добилась реального прогресса с Нейтом.
Но когда сверчки начинают стрекотать, мое сердце замирает.
Сегодняшний вечер отличается от любого другого вечера.
Я слышу шум наверху, сопровождаемый странными звуками. Ноги, которые не армейские ботинки Нейта и не кроксы Ирвина. (Я подумала, что Инк — это Ирвин, а кто еще это мог быть?)
Я слышу, как дешевые каблуки щелкают, как предохранитель ружья, и кроссовки и ботинки танцуют вместе. Я слышу, как музыка становится на полную мощность. Болтовня. Голоса скрежещут, как мечи, в моих ушах. Смех. Я слышу, как женщины визжат, и хихикают, и ахают. Мужчины ругаются, плюются и пьют. Наверху вечеринка, а я застряла здесь, разлагаясь в собственных глупых планах вырваться на свободу. Я ужасно расстроена из-за Нейта, хоть мы и не друзья. Хотя я всего лишь его жертва, и, если все пойдет по моему плану, он скоро перестанет быть моим.
Я доверилась ему, рассказала ему обо всем, через что прошла, и вот что он делает?
Вспышка ненависти пронзает мой живот. Я презираю каждую женщину, которая тусуется там наверху, а я их даже не знаю. При мысли о том, что Нейт уткнется носом, поцелует, оседлает даже задушит — кого-то другого, мне хочется кричать. Я оцепенела и в то же время собственница по отношению к нему. Почему?
Иисус, что со мной происходит ? Я должна кричать изо всех сил, надеясь, что кто-нибудь заметит. Но я не могу заставить себя сделать это. Нелогичная часть меня говорит мне подождать. Может быть, он придет за мной. Может быть, я все еще смогу выбраться отсюда с ним на буксире.
Нейт.
Он не пришел проведать меня сегодня вечером. Я еще не ела. Мое время душа. Мое время Нейта. Одна вечеринка, и он забудет обо мне?
Мужчины. Им никогда нельзя доверять.
Я жую несвежие чипсы, лежа на одеяле, а во мне закипает гнев. Сегодняшний вечер не должен был пройти таким образом. Он должен был прийти, поужинать со мной и окончательно сломаться.
Я бросаю пакет с чипсами на пол и кричу в темноту, музыка поглощает шум.
Игги Поп умоляет «I Wanna Be Your Dog» наверху. Внизу я чувствую себя домашним животным в клетке. Я знала, что будет обратная сторона того, что я буду слышать все через эти бумажные стены, вплоть до настойчивого гудения их старого холодильника.
Музыка такая громкая, что я даже не замечаю, когда посреди дикой вечеринки дверь приоткрывается. Я вскакиваю на ноги, когда вижу свет, льющийся изнутри дома в подвал. Может быть, человек, открывший дверь, — незнакомец, ищущий ящик пива, и я могу устроить ему засаду. Увы, меня встречает маска Гая Фокса, а там стоит Нейт, белая и грязная мускулистая рубашка, прилипшая к его телу, как распутная фанатка. Его черные рваные джинсы низко сидят, открывая вид на его дурацкую букву V , полный рукав монстров, извергающих огонь, ползающих по его мускулистой руке. Он держит открытую бутылку пива и пластиковую тарелку с горкой нездоровой пищи. Пицца, салат из капусты и жирный картофель фри. Я оборачиваюсь и отбрасываю волосы.
— Ох. Ты.
— Да, я. — Он звучит игривым, веселым и пьяным. Он пил. И судя по оскорблениям, которые я уже уловила, гораздо больше, чем следовало бы. — Кого ты ждала? Дональда Трампа?
— Честно? Я мечтала о чертовом копе. — Я до сих пор не смотрю на него по непонятной мне причине. Не лучшее время дуться. Он бессвязно бормочет, пьяный до беспамятства и, по всей вероятности, нарушает довольно жесткие правила условно-досрочного освобождения. Вечеринка, алкоголь и вонючая травка на его одежде. Именно тогда я должна заставить его нарушать еще больше правил. Работать усерднее, чтобы проникнуть в его сердце, а не оттолкнуть его, пока он не окажется на другой стороне планеты.
Соблазнять. Брать. Разрушать. Относись к мужчинам так, как они относятся к тебе, Прескотт.
— Принес тебе еду и выпивку, — предлагает он, болтая мускулистой рукой над пивной бутылкой. Я не двигаюсь со своего места в углу комнаты, все еще хандря, как двухлетняя девочка, которая только что узнала, что мир не крутится вокруг нее.
— Оставь это там. — Киваю головой на стол. — Не позволяй мне стоять на пути твоего веселья. Возвращайся на свою вечеринку.
Так, кто эта девушка, говорящая моими устами, и что она сделала с отбивающим шары Прескотт? Эта чушь про ревнивую подружку — не про меня. Со времен Кэмдена я была очень осторожна в том, чтобы не привязываться. Если не считать нескольких неудачных свиданий на одну ночь, которые я затеяла, чтобы доказать себе, что я все еще могу это сделать, то последние несколько лет я вообще не обращала внимания на мужчин.
Нейт делает шаг в комнату. Лёгкая струйка холода пронзает мой череп, скользит вниз по позвоночнику и щекочет пальцы ног.
— Повернись. Я завяжу тебе глаза.
— Что я сделала сейчас? — Я в отчаянии вскидываю руки, смахивая с глаз белокурые локоны.
— На мой взгляд, слишком много болтала, — дразнящим тоном отвечает он, уточняя. — Я хочу потусить с тобой, Кантри Клаб. Это значит, что я снимаю эту маску. Ты не можешь видеть мое лицо. Хотел бы я, блядь, чтобы ты могла, но у Бога есть план для меня, и я не хочу, чтобы он отрезал мой член и отдал его Себу в качестве сувенира, — хихикает он. Я никогда не видела Нейта таким возбужденным. Таким опьяненным. Таким приятным.
Он приближается, хватает меня за руку и притягивает к себе. Затем он разворачивает меня и плотно обматывает глаза черной тканью. Я чувствую запах пива и соленых закусок барбекю, когда он энергично выдыхает на мою кожу, его губы мимолетно касаются затылка. Я откидываю голову назад, когда звук падающей на пол пластиковой маски наполняет мои уши.
