– Угу.
По ее тону ничего нельзя было понять. Лайам обругал себя за попытку начать этот разговор, когда они лежат рядом и смотрят в небо. Он перевел дыхание.
– Мне хочется знать, что ты думаешь. Я имею в виду Гарри. – Во рту у него неожиданно пересохло. – Ты за меня или против меня?
Софи долго молчала, потом произнесла:
– Ты помнишь тот вечер, когда сам уложил Гарри в постель? Я пробралась через холл и встала под дверью спальни, чтобы все услышать.
Лайам нахмурился:
– Зачем? – А он-то считал, что она доверяет ему.
– Из любопытства, наверное. Кроме того, я почувствовала себя немного одинокой.
Он сжал ее руку:
– Тебе следовало присоединиться к нам.
– Нет, вам необходимо было побыть вдвоем. – Она помолчала. – Ты рассказал ему о Лукасе.
– Гарри, повзрослев, захочет все узнать о своем отце. Я попытался выяснить, смогу ли это сделать – поговорить с ним о Лукасе.
– Это замечательная мысль.
Ее слова согрели Лайама.
– Ты представляешь, как злился я на Лукаса за то, что он сдался? Что не стал бороться за свою жизнь?
– О, Лайам…
– Я обвинял себя в его смерти, потому что так мне было легче.
Лайам почувствовал, что Софи хочет встать. Он сжал ее руку, безмолвно моля о том, чтобы она не шевелилась. Если бы Софи захотела утешить его, он принял бы ее ласку. Но потом они оба пожалели бы об этом.
Через секунду она в ответ сжала его руку и осталась лежать на спине.
– Должно быть, он очень сильно страдал и находился в отчаянии, – заметила Софи.
– Ты права.
– Ты до сих пор злишься на него?
– Немного, – признался Лайам и грустно улыбнулся. – Недавно я понял, что никогда не перестану оплакивать его. Потрясающее открытие, да?
– Это трудно понять, пока сам не потеряешь близкого человека, – пробормотала она.
Ее мать, ее сестра… Лайам никогда не сомневался, что она его понимает.
– Я принял решение вспоминать о Лукасе только хорошее. Ради Гарри. И ради самого себя.
Ее улыбка была такой же яркой, как молния в бурю, способная осветить все небо.
– Я очень рада.
– Я хочу стать для Гарри самым лучшим отцом. И меня интересует твое мнение.
Поджав губы, Софи внимательно вгляделась в его лицо. Сердце Лайама забилось сильнее.
– Знаешь что? Сегодня, мне кажется, я слышала твой смех.
Она дразнит его!
– Да, конечно. Я обнаружил, что дети оказывают благотворное воздействие на людей. – Если честно, когда Софи была рядом, ему очень легко было смеяться.
Конечно, и он, и Гарри обязательно будут смеяться, когда она уедет, но они будут скучать о ней.
Она вернется, чтобы их навестить.
Или… может, задержится здесь ненадолго?
Если он попросит.
Лайам помрачнел:
– Означает ли это, что ты посоветуешь Эмми?..
– Я скажу ей, что ты достоин того, чтобы усыновить Гарри! – Их взгляды встретились. – Да, скажу.
– Спасибо.
– Не надо благодарить меня… Эй, Лайам!
– Что?
– Ты сломаешь мне руку.
Он немедленно разжал пальцы. Софи не сводила с него глаз.
– Однако окончательное решение не за мной, а за Эмми, – напомнила молодая женщина. Внезапно она отвела глаза в сторону: – Есть еще одна вещь, о которой я хочу рассказать.
До сих пор Софи старалась не говорить об Эмми и о том, почему ее сестра отказывается от Гарри. Неужели она решила открыть ему правду?
– Можем мы теперь сесть?
Лайам мгновенно сел. Софи устремила взгляд на вытекавшую из скалы струйку воды, но у него возникло ощущение, что она ничего не видит.
– За последние годы Эмми совершила много ошибок. – Софи повернулась к нему, глаза ее были умоляющими. – Но я искренне верю, что она хочет исправить их. Несколько недель назад Эмми была арестована по обвинению в употреблении наркотиков. Это не первое ее правонарушение.
– Софи, мне очень жаль.
– Сестра понимает, что тюрьма – совсем не подходящее место для ребенка. Она хочет, чтобы у Гарри была нормальная жизнь. – Софи помедлила. – И может быть… может быть, в конце концов она найдет в себе силы изменить свою собственную жизнь.
– Я помогу ей, чем смогу, – пообещал Лайам.
– Спасибо, – прошептала она.
– Я поеду и повидаюсь с ней.
Софи кивнула:
– Хорошо.
– Если Эмми даст согласие на то, чтобы я усыновил Гарри, ты останешься еще на две недели? Пока не вернется Бетти? Помоги Гарри полностью освоиться в Неварре.
– С удовольствием.
Софи не отрываясь смотрела на него. Глаза ее были огромными, нежные губы слегка приоткрылись – и Лайам не смог справиться с собой. Против воли он наклонился к ней…
И замер. Он не должен ее целовать. Это нечестно. Она неправильно его поймет. Или правильно?
– Лайам?
– Я…
Порывисто подавшись вперед, Софи прикоснулась губами к его губам.
Это было волшебно! Лайам не мог отодвинуться, однако и придвинуться ближе, чтобы ощутить ее всем телом, всей кожей, не мог. Но как оторваться от губ Софи?!
Мучительно медленно, очень бережно он прижался к ее губам. Он должен сохранить в памяти каждый их изгиб. Нежно прикусив зубами нижнюю губу Софи, Лайам обвел ее языком, насладившись сладостью и теплом.
Софи судорожно вздохнула, и он решил было, что она сейчас отпрянет, однако она теснее прильнула к его губам, а затем – потрясающе соблазнительно – провела языком по его нижней губе.
Лайам едва дышал. Он может сгореть, играя с огнем!
Софи привстала на колени. Обхватив его лицо обеими руками, она поцеловала Лайама – глубоко и страстно. Он был так поражен, что упал на спину, и она упала тоже – прямо на него. Он обнял ее за талию, чтобы удержать, и пальцы Лайама ощутили обнаженное тело. Страсть охватила его, и он принялся ласкать шелковистую кожу Софи.
Глаза ее расширились. Она прильнула к нему. Бело-красные искры желания ослепили Лайама.
– Я не думала, что это может быть так, – прошептала она, защекотав дыханием его губы. – Так… хорошо.
Лайам попытался открыть рот, попытался что-то сказать, но рука ее скользнула под его рубашку.
– Я мечтала об этом с тех пор, как увидела тебя обнаженным.
Ее откровенное признание заставило Лайама сжать зубы. Когда женщина снова прильнула к нему – неугомонная и жаждущая новых ощущений, – он осторожно отодвинул ее. Лайам не мог здраво мыслить, когда она прижималась к нему.
Софи изогнулась навстречу ему, и он простонал:
– Софи, ты не понимаешь, что делаешь.
– Ошибаешься. Я прекрасно знаю, что делаю. Я пытаюсь тебя соблазнить.
Она гладила его плечи, шею. Он смотрел на ее губы, влажные и сочные, и пытался подавить желание, пронзавшее его. Приподняв бровь, Софи поинтересовалась:
– Я все правильно делаю?
Он пробормотал:
– Все правильно. И все блестяще.
