Холли хотела бы, чтобы его слова тронули ее сердце, но она оставалась спокойной. Между ней и Филиппом не было ни единой искры, из которой со временем можно было бы раздуть пламя, а значит, их брак был обречен. Взаимоуважение никогда не станет заменой любви.
— Прости, что уехала, не предупредив тебя. Я разговаривала с матерью и знаю, что вам было нелегко скрывать мое отсутствие.
— Да, это было настоящим испытанием, — подтвердил он. — Но мы справились. Мне даже понравилось водить прессу за нос.
— Замечательно. — Что еще она могла сказать?
— Ты ведь уже скоро вернешься, да?
— Наверное.
Гораздо раньше, чем ей бы хотелось.
— Великолепно. В среду у меня будет важная встреча с иностранными инвесторами, и я надеялся, что ты сможешь присутствовать. Знаешь, они все время спрашивали о тебе: с ума сходят от возможности посидеть рядом с настоящей принцессой.
— В среду? — То есть через три дня. — Я не планировала возвращаться так скоро.
— Но, Холлин, тебя не было почти неделю. — В его бархатистом голосе появились нетерпеливые нотки. — И нам все сложнее скрывать твое отсутствие в стране. И придется перенести или даже отменить еще несколько встреч и мероприятий. Твоя мать заверила меня...
Холли почувствовала, что теряет терпение. Ей надоело, что мать говорит от ее имени.
— Я имею право на собственную жизнь, — холодно ответила она.
Ее резкие слова явно удивили Филиппа. Конечно, ведь она всегда была такой мягкой и покладистой.
— Холли, с тобой все в порядке? Ты здорова?
— Никогда не чувствовала себя лучше, чем сейчас. Я просто хочу, чтобы ты понял: не важно, принцесса я или нет, я имею право на собственную жизнь.
— Конечно.
Но в его голосе слышалась скорее попытка успокоить раскапризничавшегося ребенка, нежели согласие с ее словами.
— Я понимаю, что у меня есть обязательства, но если бы я была по-настоящему больна, эти мероприятия в любом случае пришлось бы перенести.
— Так ты все-таки больна, ma chérie?
— Не в прямом смысле.
— Думаю, я тебя понял.
— Да?
— Конечно, ты принцесса, но в первую очередь ты женщина. Возможно, в наших отношениях из уважения к твоему статусу я двигался слишком медленно, а ты хотела совсем другого. Я должен объясниться в своих чувствах...
О господи! Неужели он думает, что ей нужно это? Возможно, когда-то она надеялась, что красивое признание сможет растопить лед ее сердца, но сейчас понимала, что это только все еще сильнее запутает, поэтому поспешила остановить его:
— Филипп, твои чувства и намерения были ясны с самого начала. Боюсь, это я должна объяснить тебе, что чувствую. Ты очень нравишься мне, и я была польщена твоим интересом и вниманием ко мне.
— Я надеялся добиться не совсем этих чувств, — мрачно заметил он.
— Я хотела бы сказать тебе, что испытываю к тебе романтические чувства, но боюсь, это не так. Мне нравится твоя компания, я дорожу твоей дружбой, но...
— Не нужно больше ничего говорить, ma chérie, я все понял.
— Мне очень жаль, Филипп.
— Мне тоже, ma chérie, мне тоже.
Нейт с трудом выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Его спина адски болела от долгого лежания на неудобном диване, но ему было плевать, ведь разговор, который он только что невольно подслушал, стоил любого физического дискомфорта.
По французскому у него всегда была слабая четверка, и он так и не научился бегло говорить на этом непростом языке, но его знаний хватило, чтобы понять, о чем шла речь, и по фразам Холли восстановить разговор.
Он с немалым трудом сдерживал желание прокричать «ура!», полностью себя выдав, зато улыбаться мог во весь рот. Даже безумно чешущиеся ноги в язвах от ядовитого плюща были не способны испортить ему настроение.
В полдень, когда Нейт вернулся с работы, чемоданы Холли опять стояли около входной двери.
— Полчаса назад звонила Надин и сказала, что уборка в коттедже уже закончена и я могу туда въехать, — сообщила она.
— Тогда не будем терять время. Ты ведь хочешь провести как можно больше времени в этом модном особнячке? Наверное, ждешь не дождешься, когда залезешь в джакузи?
— Сплю и вижу, — рассмеялась Холли. — Нейт... — Она неуверенно улыбнулась.
— Да? — с замиранием сердца откликнулся он, надеясь, что сейчас она расскажет ему о разрыве с женихом.
— Можно, мы по дороге заедем в какой-нибудь супермаркет? В коттедже есть полностью оборудованная кухня и различные специи, которые могут понадобиться при готовке, но продукты я должна купить сама.
Он вспомнил подгорелые тосты, которые Холли сделала на завтрак, и не смог представить, как она будет готовить полноценный обед.
— А что с твоими ногами? — спросила она, следуя за Нейтом к машине.
— Каламиновый крем, — пробормотал он.
— Кала... Что? — с невинным видом переспросила Холли.
— Давай, смейся, если хочешь.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ты ведь умираешь от желания поддразнить меня за то, что я не заметил зарослей ядовитого плюща, — обиженно сказал Нейт.
— И в мыслях не было, — из последних сил сдерживая расползающиеся в улыбке губы, откликнулась Холли. — Скажи, они чешутся так же ужасно, как я помню из детства?
— Нет, все еще хуже, — буркнул он, изображая страшную обиду.
Конечно, на самом деле он не злился. Невозможно оставаться раздраженным, вспоминая, какой милой была Холли в свое третье лето на острове после близкого знакомства с ядовитым плющом, вся вымазанная розоватым каламиновым кремом, который сейчас покрывал его ноги.
Нейт отвез Холли в супермаркет в центре острова, чтобы она могла купить продукты. Он сам собирался последовать ее примеру. Хотя чаще всего он ужинал вне дома, держать холодильник абсолютно пустым считал неправильным. Он купил мясо, картошку, хлеб, молоко и две коробки хлопьев.
— Вижу, ты включил в свое меню все базовые пищевые группы, — рассмеялась Холли, оглядывая его корзинку.
Сама она толкала перед собой целую тележку, заполненную фруктами и овощами, свежеиспеченным хлебом, домашним сыром, вином и двумя большими отбивными.
— Ты знаешь, как его жарить? — усомнился Нейт, вспоминая обгорелый тост.
— Не такая уж я и беспомощная, — обиделась Холли.
— Я просто спросил.
— Я просто ответила.
— Два куска мяса. Ждешь кого-то в гости?
— Два куска — это два ужина.
— Понятно, — кивнул Нейт, яростно почесывая колено. Чертов ядовитый плющ!
