напряглись, когда Ангелос, прижав ее к себе, стал страстно целовать.
Ее охватило такое жгучее желание, что оно было почти непереносимым. Запустив руки в его волосы, Талия стала отвечать на его поцелуи.
Она была неуклюжей и неумелой – не знала, что ей делать с губами или языком, – но знала только одно – она хочет большего.
Талия почувствовала, как его рука, скользнув вниз, обхватила ее грудь. Ладонь его была горячей и твердой. Из ее груди вырвался вскрик удивления и восторга.
Этого вскрика было достаточно, чтобы вывести Ангелоса из любовного дурмана. Уронив руку, он перестал ее целовать и отступил назад.
– Прости, – выдохнул он.
– Нет… – Талия прижала дрожавшую руку ко рту, будто пытаясь сдержать свои слова. – Нет, не надо извиняться, – прошептала она. – Это было чудесно.
– Этого не должно было быть…
– Почему?! – с вызовом воскликнула она. Ей отчаянно хотелось вновь ощутить его, и ей хотелось, чтобы он был тесно связан с ней – не столько физически, сколько эмоционально. Ангелос молчал, и она заставила себя вновь спросить его: – Почему нет, Ангелос?
– Потому что ты – мой работник, и я воспользовался этим, – процедил он сквозь зубы. – Это неприлично.
– Меня не волнуют приличия! – вскричала Талия. Она понимала, что крик ее был отчаянный, и даже жалобный, но это ее не волновало. Она хотела его. Он был нужен ей. – Меня волнуешь ты, – призналась она почти шепотом, и на лице Ангелоса мелькнуло изумление. Он покачал головой, и это движение было жутко решительным.
– Нет, Талия, – ровным голосом сказал он ей, – я не должен тебя волновать.
И, не дав ей времени ответить, Ангелос повернулся к ней спиной и зашагал к своей спальне.
Талия осталась в темном коридоре, а ее тело все еще дрожало от страсти, пробужденной им. Она слышала, как закрылась дверь – тихо и решительно, – и, прерывисто вздохнув, направилась к себе.
Талия разделась в темноте, вскрикивая от каждого движения, пробуждавшего в ней болезненные вспышки желания. Ей так хотелось, чтобы Ангелос раздевал ее, прикасаясь к ней так, как никто не прикасался. И теперь ей казалось, что она не сможет жить без этого. Его губы на ее губах, его руки на ее коже…
Но он явно не испытывал к ней подобных чувств, а она унизила себя, умоляя его о том, чтобы он продолжал целовать ее. И еще сказав ему, что он ее волнует.
Вздрогнув от этой мысли, Талия свернулась калачиком на кровати и попыталась заснуть. Казалось, прошла целая вечность, пока она не погрузилась в тревожный прерывистый сон. Проснулась она от солнечных лучей, проникших сквозь ставни, и звука вертолета, жужжавшего вдалеке.
Откинувшись в кресле вертолета, Ангелос закрыл глаза, заставив себя не думать о прошедшей ночи. Не думать о Талии, прижимавшейся к нему, ее губах, приоткрытых для поцелуя. Они были подобны нежному цветку. Нельзя думать об этом. Так будет лучше.
– Сэр? – Голос пилота проник в его сознание, и он открыл глаза, заморгав от яркого солнечного света.
– Да, Тео?
Тео махнул рукой на дорожку, ведшую к взлетной площадке, и, стараясь перекрыть шум лопастей, громко сказал:
– Там женщина…
Ангелос пригнулся, замерев от удивления. К вертолету шла Талия, одетая в ночную одежду – широкие шорты и футболку, – и на лице ее отражалась неподдельная ярость.
– Выключи мотор, – приказал Ангелос. Меньше всего на свете ему сейчас хотелось, чтобы Талия повредила себя. Ветер, поднятый пропеллером, кидал ей волосы на лицо, а футболка облепляла ее так, что он видел каждый изгиб ее стройного тела. Видел не только он, но и пилот.
Чувство ревности было настолько яростным, что Ангелос, едва сдерживая свой первобытный инстинкт, мгновенно выпрыгнул из вертолета и в два прыжка оказался возле Талии.
– Какого черта ты здесь делаешь?
– А какого черта делаешь ты?! – с вызовом воскликнула она. В золотисто‑зеленых глазах ее вспыхнул гнев, и она гордо вскинула голову. – Убегаешь?
– Я возвращаюсь в Афины, – бросил он. – По делам бизнеса.
– Лжешь. Ты лгун и трус.
– Как ты смеешь оскорблять меня? – прорычал он. – Я твой работодатель…
– Ты напомнил мне об этом прошлой ночью. Ты вспоминаешь об этом, когда тебе выгодно…
– Здесь не место для этого разговора. Ты вышла на люди, едва одетая.
Талия выгнула бровь. Она была прекрасна даже в ночной пижаме.
– Какие люди? Я не вижу здесь людей.
– Здесь мой пилот, Тео. – Ангелос указал на вертолет. – Я не хочу, чтобы он видел то, что принадлежит… – Он чуть не сказал «мне».
Талия не принадлежала ему. Ни в какой‑то степени. И она никогда не будет ему принадлежать.
– Хорошо, я вернусь в дом. Только при условии, что ты пойдешь со мной. – Она скрестила руки на груди, все еще держа высоко голову. – Пойдешь?
– Ладно, – ответил Ангелос. И когда они окажутся в доме, он ясно даст ей понять, что у них нет никаких отношений. Она всего лишь няня его дочери. Прошедшей ночью она слишком много возомнила о себе.
Подавив в себе желание накинуть ей на плечи пиджак, Ангелос направился к вилле. Следом шла Талия.
– Иди переоденься, – сказал он, когда они вошли в дом. – А потом приходи ко мне в кабинет.
Не взглянув на нее, Ангелос ушел к себе. Настало время расставить все по своим местам. Прошлой ночью он позволил себе слабость – поддался влечению к ней, и больше он этого не допустит.
Через пять минут раздался стук в дверь. Не успел он сказать «войдите», как дверь открылась и вошла Талия. На ней были узкие шорты, подчеркивавшие ее длинные золотистые ноги, и обтягивающая футболка. Ангелос взглянул на ее высокие маленькие груди, к которым он прикасался ночью, и с досадой отвел глаза в сторону.
– У тебя нет более подходящей одежды?
– Я ношу это с тех пор, как приехала сюда, – ответила Талия. Голос ее был ровным, но в нем прозвучала гневная нотка. – Почему тебя волнует моя одежда? Она не имеет никакого значения…
– Значение имеет то, – оборвал ее Ангелос, – что ты, приглашенная в качестве няни, позволила себе недопустимые вольности.
– Что? – Широко раскрыв глаза, Талия с негодованием посмотрела на него.
Ангелос встал из‑за стола, положив руку на спинку кресла.
– Когда я нанимал тебя, я четко обозначил твои обязанности. Присматривать за моей дочерью…
– Ты хочешь сказать, что я не выполняла их? – спросила Талия, и глаза ее теперь сузились, превратившись в золотисто‑зеленые щелки.
– Я хочу сказать, что ты, воспользовавшись отношениями с моей дочерью, позволила себе вольности со
