И вслед за этим, как будто в опровержение собственных слов, он ее поцеловал долгим, сладким, головокружительным поцелуем, полным наслаждения и боли. Она жадно впилась в его губы, Джед оторвал ее от земли и прижал к себе, пытаясь утолить жажду. Он чувствовал, как ее полные, упругие груди прижимаются к его сильному телу, как она с невинной, почти неуклюжей жадностью пригнула его голову, вызвав в нем почти болезненное волнение.
Джед не ожидал такой вспышки страсти, такой всепоглощающей ответной реакции. Он хищно склонился над ней, его крупное, мускулистое тело полностью накрыло стройную, изящную фигурку, с силой давя на нежные груди, и от этой сладкой боли их кончики напряглись, превратившись в твердые бугорки под его пальцами.
– Видишь, видишь? – торжествующе шептал он, ненадолго оторвавшись от ее губ. – Нам будет хорошо вместе, Генриетта, и ты это знаешь.
Хорошо? Им будет великолепно, феноменально! Она закрыла ему рот поцелуем и потерлась о его лицо, как кошка, чувствуя, что каждая жилка в ее теле пульсирует от желания.
– Это станет началом новой жизни для нас обоих, мы забудем о прошлом и вдвоем начнем строить свое будущее…
Генриетта застала его врасплох, неожиданно вырвавшись из его рук.
– Генриетта! – Он увидел, как ее глаза рас ширились от страха, и готовая вспыхнуть ярость тут же угасла. – Что такое? Ради Бога, ты должна мне рассказать! – умолял он.
Да, она должна. Только тогда он поймет.
– Хорошо. – Голос ее звучал равнодушно и бесцветно. – Я расскажу.
Когда они снова сели друг напротив друга и Джед устремил на нее внимательный взгляд, Генриетта призвала на помощь всю свою храбрость и начала говорить. Она рассказала ему обо всем: о счастливой домашней жизни до смерти отца, о том, как ради матери она осталась дома, тогда как ее сверстники расправили крылья и улетели в университеты и колледжи вдали от родных мест, о своей однообразной жизни до встречи с Мелвином и о сумасшедших, волнующих днях романа.
– А потом мы поженились. – Это было простое утверждение, но то, как она его произнесла, заставило Джеда настороженно сощурить ярко-голубые глаза.
– И? – мягко поторопил он. – Что стало не так?
– Мой муж превратился в другого человека. – Несмотря на майское тепло, она поежилась и, прикрыв на мгновение глаза, продолжила: – Все началось еще во время медового месяца. В гостинице был официант, и Мелвин сказал, что тот со мной флиртует, а я его поощряю. На самом деле я его даже не заметила. В конце концов, это был наш медовый месяц! – Она тяжело вздохнула. – Но все только начиналось. Мелвин был мной одержим, я не знаю, как еще это назвать. Он стал ревновать, как сумасшедший, мучая себя, мучая меня бесконечными обвинениями и угрозами… – Генриетта медленно покачала головой. – Он изолировал меня от моих друзей, критиковал мой стиль одежды, мою прическу, макияж. Он не хотел, чтобы я работала, потому что я общалась с людьми… с мужчинами. Он постоянно твердил, что я слишком худая, что моя работа гроша ломаного не стоит, что в постели я безнадежна… И все для того, чтобы я еще больше от него зависела. И… и это сработало. Я готова была винить во всем только себя.
– И ты никому ничего не рассказывала? – мягко спросил Джед. Встретить бы этого урода раньше, он бы ему объяснил кое-что!
– Я пыталась. – Она взглянула на него без выражения. – Но надо было знать Мелвина, чтобы понять. Он был со всеми таким милым, таким приветливым и дружелюбным. И он меня любил. Все в один голос твердили это. И он действительно меня любил… по-своему, – с горечью закончила она.
– Это не любовь, Генриетта. – Джед усилием воли подавил эмоции. – Что угодно, но не любовь. Ты правильно назвала это одержимостью.
– В общем, я боролась неделю за неделей, месяц за месяцем, – тихо продолжала Генриетта, – а потом… а потом он зашел так далеко, что даже я это поняла, несмотря на всю свою растерянность. Он предложил мне сделать операцию.
– Операцию? – нахмурился Джед. – Извини, я что-то не понял.
Это было самое тяжелое. Генриетта встала и подошла к окну, повернувшись к Джеду спиной и невидяще глядя на поля и ярко-синее небо.
– Он хотел, чтобы меня стерилизовали, – с ужасающей простотой сказала она. – Он все время говорил, что прошлое не существует, что есть только мы с ним вдвоем, а все остальное неважно, и, по его мнению, ребенок мог разрушить наш союз.
Джед на секунду застыл от ужаса. Черт побери… Ему захотелось уронить голову на руки и застонать в голос. Генриетта должна понять… должна понять.
– Конечно, я отказалась и продолжала сопротивляться. Он назначил консультацию у врача без моего ведома, а когда рассказал мне об этом, мы… мы поссорились. Сильно. Он уничтожил все мои произведения, мои картины, а среди них был портрет моего отца, который так много для меня значил… – Голос у нее сорвался, но стоило Джеду встать на ноги, как она развернулась к нему, выставив перед собой ладони. – Нет, пожалуйста, Джед, просто дослушай.
Он молча кивнул; лицо у него теперь было белее, чем у нее, и, когда она без сил рухнула на стул, он продолжал стоять, слушая ее тихую речь.
– Я испугалась, мне казалось, что он может меня ударить, и я выбежала на улицу. Он догнал меня, он плакал… – Она прерывисто вздохнула. – Ему стало стыдно, ему… всегда становилось стыдно – потом. Мы возвращались домой, когда произошел несчастный случай.
Джед медленно кивнул. Так вот в чем дело. Кошмар, жуткая нелепость. Черт! Невероятным усилием воли он сохранял спокойствие. Что он мог сказать?
– Генриетта, парень был болен, ты же понимаешь, правда? – Ему хотелось подойти, обнять ее и прижать крепко, со всей силой. – Ему нужна была медицинская помощь, психиатр.
– Я так и сказала маме и Дэвиду, но… – Она бессильно покачала головой. – Им всем казалось, что я преувеличиваю, что это просто период привыкания, какой бывает у всех новобрачных. А Мелвин. и слушать не хотел о докторах; во всем виновата только я, понимаешь?
– Я понимаю только, что ты прошла через ад, – мягко произнес Джед, – но не все мужчины такие, и бывают по-настоящему удачные браки. – Он вдруг подумал, что, скажи кто-нибудь ему нечто подобное всерьез еще шесть месяцев назад, он бы первый рассмеялся в лицо глупцу.
– Может быть.
– Не может быть, а точно, – спокойно возразил он.
– Джед, может, ты и прав. – Она снова покачала головой. – Но мне в это не верится, со мной такого не случится.
– Я сделаю так, чтобы ты поверила… Я не такой, как этот подонок, и я тебя люблю!
– Мелвин тоже меня любил. – Она сказала это совсем тихо. – И я ему доверяла.
Джед мог убеждать ее до посинения, но ничего бы не изменилось. Он это знал, но не мог не попытаться еще раз.
