– Я так понимаю, ты расстраиваешься из-за меня, а я расстраиваюсь из-за тебя. Может, оставим все как есть?
– Ты цельный человек, Бобби.
«Хорошо сказано, – подумал он. – Правда, слегка сентиментально, особенно для того, кто каждое утро прилаживает протез к обрубку».
– Не смей меня жалеть!
– Я и не жалею! Черт возьми, не жалею! – В ее глазах вспыхнул огонек. – Но ты никогда ничего не рассказываешь о себе, ничем со мной не делишься.
Что он должен был ей доверить? Историю аварии? Исковерканный металл и переломанные кости? Лужи крови? Разодранную кожу?
– Мужчина, который спит со мной, не желает открывать мне свое сердце.
– Мое сердце? Я думал, проблема в моей ноге. И в моем кольце. – Он поднял руку и подержал перед собой, жалея, что не может снять этот золотой поясок со своего пальца и забыть о позоре, с ним связанном.
– До тебя не доходит, да?
Он уронил руку:
– Что? Что до меня не доходит, Джулианн?
– Что я влюблена в тебя.
Ее слова, казалось, сотрясли воздух.
– Это не предусматривалось, ты не должна была менять правила!
– Я не нарочно. – Она схватилась за ручку чашки. – Клянусь, я не нарочно.
– Я не могу на тебе жениться, – вдруг сказал он. Ему не справиться с болью, смущением, неловкостью, которые, несомненно, повлекла бы женитьба. Ведь муж обязан защищать жену.
Потому что он любил ее, благодаря ей он снова начал жить.
И все же не мог жениться.
– Я тоже тебя люблю. Но это ничего не меняет, мне все равно необходимо уединение.
– Что это за любовь? Держать любимого на расстоянии, не подпуская слишком близко?
– Это все, что я могу предложить.
Глаза у нее наполнились слезами, она часто заморгала, стараясь не разреветься.
Джулианн поднялась, чтобы снова наполнить чашку и дать себе время собраться с силами.
– Я не знаю, что делать, – неожиданно для себя произнесла она, чуть не пролив молоко.
Бобби стоял возле стола.
– Что ты имеешь в виду?
Она повернулась:
– Я должна подумать, как мне жить со всем этим.
Он запаниковал.
– Хочешь уехать обратно?
– Да.
– Сейчас? После того, как мы признались в любви друг другу? Какая во всем этом логика?
Она подошла к столу, поставила чашку:
– Ты предлагаешь мне жить по твоим правилам, которые мне не подходят.
– Черт возьми! – Бобби расстроился. – Неделю назад ты говорила, что готова стать моей возлюбленной. Я выложил карты на стол, и ты, глядя мне в глаза, сказала, что готова это принять.
– Я помню, но это было до того, как я поняла, что влюбилась в тебя.
– Ты переоцениваешь любовь, – возразил он, теребя золотое кольцо на пальце. – Женщины вообще придают любви слишком большое значение.
Она отпила молока.
– Прежде чем я согласилась переехать сюда, я выложила свои карты на стол. Я сказала, что, если дело не пойдет, я хотела бы иметь право вернуться домой.
– И ты решила?..
– Не знаю, может быть.
– А как же ребенок?
– С этим мы определимся.
– Как?
– Неважно. Я же не исключаю тебя из жизни ребенка.
– О боже! – Он сунул левую руку в карман, словно хотел спрятать кольцо. – Как ты можешь даже обсуждать такое?
– Потому что я люблю тебя. И мне нужно, чтобы и ты меня любил.
– Я и люблю. Люблю!
– Нет, не любишь!
Бобби засунул руку еще глубже в карман:
– Ты осуждаешь меня, ты считаешь, что мои чувства к тебе ненастоящие.
Настоящие или нет, но он не хотел пожертвовать гордостью ради любви.
– Мне нужно время подумать, – ответила она.
Бобби дал ей два дня, и время пошло. Медленно тянущиеся часы убивали его, он не мог спать, не мог есть, не мог даже работать.
В девять часов пополудни он постучал в ее дверь. Джулианн открыла почти сразу. Она выглядела усталой, бледной и беззащитной.
– Привет, – сказал он.
– Привет.
Джулианн еле слышно вздохнула, и он понял, что она решила вернуться в Пенсильванию. Бросить его. Он увидел это по ее глазам.
Он вошел в дом, оба продолжали молчать.
Наконец Бобби поднял руку – на загорелой коже пальца остался бледный след от кольца.
Джулианн удивленно посмотрела на него:
– Ты снял его?
– Да.
– Почему?
– Потому, что я люблю тебя.
Она взяла его за руку.
– Значит ли это, что теперь ты поговоришь со мной о Шэрон? О значении кольца? О том, почему ты носил его все эти годы?
– Нет, я только имел в виду, что люблю тебя.
Она отпустила его руку:
– У тебя слишком много секретов, Бобби Элк. Слишком много проблем, которыми ты не хочешь со мной поделиться.
Оскорбленный, он расправил плечи.
– Тебе так легче, да? Уехать, как только жизнь становится жестокой?
– Легче? – взыграл ее ирландский гонор. – Да это самое трудное, что я когда-либо в жизни делала! Но, черт возьми, мне от тебя нужно нечто большее!
Он шепотом выругался.
– Я не был хорошим мужем. Моя жена заслуживала большего.
Джулианн замерла, глядя на него во все глаза.
– О боже всемогущий! Ты обманывал ее? Да, Бобби?
– Нет.
– Тогда что же?
Он пытался сказать ей, признаться, что убил Шэрон, но слова не шли у него с языка.
– Ничего, не бери в голову.
Она покачала головой, и он понял, что она сдалась.
– Я заказала место на рейс в понедельник.
– Так скоро?
– Мне слишком больно оставаться здесь. – Джулианн присела на краешек дивана.
Бобби хотелось обнять ее, но он только спросил:
– А как быть с твоей машиной?
– Я договорилась, что ее перегонят домой в Пенсильванию вместе с остальными моими вещами. – Она помолчала и вздохнула. – Извини, что не смогу закончить оформление бутика. Я оставлю тебе все свои файлы, у меня уже есть хороший задел.
Ему не нужен магазин. Ему нужна эта женщина. И его ребенок.
– А что насчет ребенка? – спросил он. – Будем таскать малыша туда и обратно?
– Мы будем делать все возможное и постараемся стать лучшими родителями.
– Разумеется. Я буду посылать тебе чек, достаточный, чтобы...
– Бобби...
– Не спорь, позволь мне по крайней мере помогать тебе.
Они смотрели друг на друга.
– Я буду скучать без тебя, – сказал он.
Глаза у нее наполнились слезами, голос прерывался:
– Я люблю тебя, Бобби. Больше, чем ты можешь себе представить.
Не в силах удержаться, он сел рядом с ней и протянул к ней руки.
Но она не упала в его объятья, не заплакала у него на груди, она лишь покачала головой, отказываясь от утешения, которое он ей предлагал.
– Прости меня, – сказал он.
– Тебе нужно идти, – отозвалась она, голос у нее слегка дрогнул.
