Впрочем, сказала себе она, граф скоро вернется в Лондон и забудет семью Линвудов.
Если же он купит Дуврский дом, то, возможно, позволит им остаться там в качестве арендаторов, и тогда будущее будет куда менее мрачным.
Граф вернулся очень скоро. Вслед за ним вошли лакеи с длинными шестами, на концах которых были огоньки.
Когда свечи в канделябрах загорелись, Люси в восторге затанцевала по комнате.
— Как красиво! — щебетала она. — Я так и думала, что будет красиво!
Она вытянула вверх руки и закружилась сначала под одним канделябром, а потом под другим.
— Когда-нибудь, — сказал Минерве граф, — она поедет на бал и станет его королевой, как ее сестра.
На лице Минервы появилось выражение удивления, и она произнесла:
— Я никогда не была на балу… но, быть может, Люси повезет больше!
— Вы никогда не были на балу? — переспросил граф, словно боясь ослышаться. — Но ведь даже в такой глуши должны время от времени устраиваться празднества.
— Когда папа был жив, он ездил на охотничьи балы, просто чтобы не обижать тех, кто приглашал его, — пояснила Минерва. — Но когда я выросла, у нас не стало денег… ни на платье… ни на карету, чтобы отвезти меня.
Последние слова показались ей слишком мрачными, и девушка весело добавила:
— Конечно, я могла бы поискать в вашем поместье тыкву, чтобы превратить ее в карету, и белых крыс, чтобы превратить их в лошадей и запрячь!
— Я хочу предложить вам кое-что получше, — сказал граф. — Однажды, Минерва, вы будете приглашены на бал сюда!
Минерва уже заметила, что однажды он назвал ее по имени. Теперь же, услышав это во второй раз, она заметила, что ее сердце забилось чаще, и назвала себя глупышкой.
Тони ведь уже предупреждал ее, что граф порочен.
Теперь Минерва понимала, что имел в виду Тони, говоря, что граф неотразим в глазах женщин. Девушка заметила в нем что-то магнетическое — она была увлечена им не меньше детей и чувствовала, что все прочнее вязнет в незримой паутине, из которой невозможно ускользнуть.
Эти мысли так взволновали Минерву, что она сказала:
Думаю… нам пора… мы должны вернуться домой.
— Я отвезу вас, — предложил граф.
— Н-нет… не стоит… не нужно снова запрягать лошадей, — отказалась Минерва. — Мы пройдемся пешком.
— По-моему, вы утомлены, — заметил граф, — так что я все-таки отвезу вас.
По его голосу Минерва поняла, что он думает о прошлой ночи, понимая, что она все еще чувствует усталость, хотя и не признается в этом.
Граф позвонил и приказал заложить лошадей. Когда экипаж был подан к парадному входу, Тони нерешительно предложил:
— Я… я отвезу их… если позволите, ваша светлость.
— Я хотел бы сделать это сам, — ответил граф.
Тони ничего не оставалось делать, как только помахать с лестницы Минерве и детям, которые устраивались рядом с ней в фаэтоне.
Граф не стал брать с собой грума, и экипаж тронулся. Минерва отметила, что граф управлял лошадьми очень умело и выглядел просто потрясающе в высокой шляпе, чуть набекрень сидевшей на его темных волосах.
— Кстати, о завтрашнем дне, — сказал он, когда фаэтон ехал по дорожке. — Дети хотели прокатиться верхом, так что в десять я приеду с верховыми лошадьми для них и для вас.
— Для… меня? — воскликнула Минерва.
— Почему бы и нет? — спросил граф. — К тому же мне хочется увидеть вас верхом.
— Но… у меня нет причин… ездить с вами.
— Почему же, есть, — негромко ответил граф. — Я хочу, чтобы вы поехали с нами, а если вы не сможете, придется подождать того дня, когда у вас появится такая возможность.
Минерва понимала, что было бы очень жестоко лишать детей возможности покататься на прекрасных графских скакунах — для них это было бы развлечение, о котором они вспоминали бы до конца жизни.
Она взглянула на графа из-под ресниц.
— Мне кажется, ваша светлость, — произнесла девушка, — что вы добиваетесь своего не слишком приглядными способами.
— Я всегда добиваюсь своего, — заметил граф.
— Значит, это портит вас! — пожурила его Минерва так, словно разговаривала с Дэвидом.
Граф рассмеялся:
— Если вы намерены обращаться со мной так же, как с членами своей семьи, в надежде исправить меня, то предупреждаю: вы взялись за трудное дело.
— Охотно этому верю! — парировала Минерва. — Однако я не собираюсь делать ничего, что было бы мне не по силам, милорд.
— Не уверен, — отозвался граф. — До сих пор вам удалось спасти мою жизнь и придать ей новый интерес, которого не было раньше.
Девушка вопросительно посмотрела на собеседника, но он добавил:
— Я расскажу вам об этом в другой раз.
Граф остановил лошадей у парадного входа в Дуврский дом.
— Спасибо, спасибо вам, милорд! — сказал Дэвид, вылезая из фаэтона.
Люси, сидевшая между ним и Минервой, привстала и поцеловала графа в щеку.
— Ты не забудешь про мой торт? — шепотом спросила она.
— Я никогда не забываю своих обещаний, — ответил граф, — и твоей сестре придется помнить об этом.
Люси выпрыгнула из фаэтона.
— Мне… мне трудно благодарить вас… — тихо произнесла Минерва, — но я очень, очень признательна вам за то, что вы так обрадовали детей.
— А вас? — спросил граф.
— Меня тоже, — ответила девушка, — но я… я все еще колеблюсь.
Она думала о том, как радовались дети подаркам графа и каким серым и скучным покажется им теперь все вокруг.
Пока она размышляла, граф произнес каким-то странным голосом:
— Предоставьте все мне. Как я уже сказал Люси, я никогда не забываю своих обещаний и своих долгов!
Сидя на великолепном скакуне из графских конюшен, Минерва думала о том, что еще никогда не была так счастлива.
Последние три дня они каждое утро катались верхом, причем Дэвид обращался со своей лошадью ничуть не хуже, чем Тони.
К удовольствию Люси, графский грум каким-то загадочным образом раздобыл специально для нее пони. Лошадка была старой и не слишком резвой, но зато, когда девочка в сопровождении грума ехала верхом, Минерва могла не беспокоиться за нее. Впервые в жизни Люси познала такое удовольствие.
Стоило девочке увидеть графа, как она бежала к нему, обнимала и начинала благодарить его за доброту.
Честно говоря, доброта графа удивляла Минерву. Она ожидала совсем не такого поведения — ведь Тони готовил ее к чему-то гораздо худшему.
Дети очень полюбили графа, а Дэвид только и говорил что о его лошадях да о нем самом.
Минерва чувствовала себя так, словно и не было всей прошлой жизни и ей не приходилось принимать решения самой.
