Она увидела, что дети невероятно рады только что прибывшему из замка ужину.
Его привезли в удобной карете, которая должна была отвезти в замок Минерву.
В корзинках стояли два судка, со всех сторон обложенные сеном, чтобы не остывать. В третьем судке оказался мастерски сервированный холодный лосось.
Минерва поняла, что этого им должно хватить на завтрашний день, а может, и на послезавтрашний.
К удовольствию Люси, среди лакомств оказался шоколадный пудинг в виде ежика с колючками из миндальных орехов.
Привезший ужин лакей остался, чтобы сервировать его. После ужина он должен был вернуться пешком через парк.
Люси и Дэвид так радовались всей этой роскоши и прекрасному ужину, что едва попрощались с Минервой.
Когда присланная за ней карета тронулась, Минерва подумала, что граф совсем не так плох, как говорил Тони.
Она знала, что дети инстинктивно чувствуют доброе к себе отношение и прекрасно отличают его от притворства.
Дети совершенно искренне радовались всему, что сделал для них граф, но и сам он очень нравится им просто как человек.
Для Люси граф стал отцом, которого у нее уже давно не было, а для Дэвида — героем, человеком, который превосходно ездил верхом и мог взять любой самый высокий барьер, как это мечтал делать мальчик.
«Ему будет не хватать графа», — подумала Минерва.
Тут она поняла — хотя ей вовсе не хотелось себе в этом признаваться, — ей тоже будет не хватать его.
Что бы там ни говорил Тони, кататься с графом и разговаривать с ним о множестве вещей, даже не касающихся поместья, было очень приятно.
Минерва была удивлена, узнав, что граф очень начитан.
Сама девушка никогда не путешествовала, но часто говорила со своим отцом о мире. Он видел страны, людей и всевозможные достопримечательности совсем не так, как видят их обычные люди, и всегда мог рассказать о них что-нибудь интересное и необычное.
А граф очень напоминал Минерве ее отца.
Когда карета остановилась у входа в замок, девушка честно призналась себе:
«Да, я буду очень скучать, когда он уедет, а пока он тут, следует наслаждаться этим!»
Тони и граф уже ждали ее.
Когда вкусный, обед со множеством блюд подошел к концу, Минерва поняла, что она никогда его не забудет.
Девушка впервые видела Тони в таком приподнятом настроении.
Граф смешил гостей историями о том, как он покупал во всевозможных местах лошадей, и о трудностях, с которыми он сталкивался, обучая их.
Наконец, когда Минерве нужно было возвращаться, граф настоял на том, чтобы отвезти ее.
Девушка не взяла с собой теплого плаща — у нее его просто не было.
Ничего не сказав по этому поводу, граф достал откуда-то великолепно расшитую китайскую шаль, которую, должно быть, привез с собой в замок.
Поначалу Минерва подумала, что ею следует покрывать диван или держать в таком месте, где она будет в целости и сохранности.
Однако граф набросил шаль на плечи Минервы. Когда же карета уже стояла у ворот Дуврского дома, девушка сказала:
— Благодарю вас за прекрасный вечер. Возьмите обратно вашу прекрасную шаль.
— Это подарок! — нахмурился граф.
— Нет-нет, что вы! — возразила Минерва. не могу принять от вас такую ценную вещь!
— Я буду очень обижен и, возможно, даже сердит, если вы откажете мне в этом! — ответил граф.
Минерва неуверенно посмотрела на него, не желая вызывать у него злость.
— Завтра вечером она понадобится вам, — сказал граф, словно понимая, какое смятение он внес в душу девушки, — и послезавтра тоже, так что придержите свои аргументы до тех пор, пока вы не поймете, что они вам совершенно не нужны.
— Я… я не знаю, как вас благодарить, — пролепетала Минерва.
— Позже я объясню вам, как вы сможете это сделать, — произнес граф.
Она удивленно посмотрела на него. Граф привязал поводья к передку фаэтона и помог Минерве спуститься.
Только когда девушка уже открыла дверь, он произнес:
— Спокойной ночи, Минерва! Мне не нужно говорить вам, что сегодня вы выглядели прекрасно и благородно и украсили своим присутствием мой дом, на что я и надеялся.
На мгновение Минерва задумалась в поисках ответа.
Пока она колебалась, граф оставил ее, вскочил в фаэтон и натянул поводья.
Девушка провожала его взглядом, мысленно сравнивая его с Аполлоном, который едет по небу в своей колеснице и приносит в мир свет.
Затем, словно испугавшись собственных мыслей, она вошла в дом и сказала миссис Бриггс, что та может идти.
— Хорошо тут у вас было, мисс Минерва, — сказала женщина, — истинная правда, хорошо! Лакей-то замковый отдал мне то, чего дети не доели, — до чего же вкусно!
— Мне еще нужно заплатить вам, — произнесла Минерва, про себя прикидывая, сколько она сможет дать женщине.
— Не нужно, мисс Минерва. Его светлость дал мне гинею — целую гинею, золотую! Подумать только! Да я за неделю меньше зарабатываю!
Минерва тихонько вздохнула.
Она понимала, что спорить с графом бесполезно. Он все равно поступил бы по-своему, и никакие ее увещевания не могли бы остановить его.
Ведь Линвуды каждый день обедали в замке — и потому лишь, что, по словам графа, ему было хорошо с детьми. Не могла же Минерва сказать, что им куда больше нравится дома!
Тони тоже, казалось, нравилось, что его семья бывала в замке.
А обед — что ж, обед бывал обычно очень веселым, и они смеялись так, как не смеялись со дня смерти отца.
Они повернули лошадей и поскакали по полю к дому. Тони и Минерва пытались опередить графа, но к концу скачки его огромный черный жеребец оказался на целый корпус впереди.
По огоньку в глазах графа Минерва поняла, что он рад своей победе.
Впервые поехав на прогулку с графом, Минерва чувствовала себя довольно неловко, потому что ее амазонка была старой и вытертой. Однако, едва сев на арабского скакуна, она перестала тревожиться за свою внешность.
Она чувствовала только восторг от того, что скачет на таком великолепном коне.
Сейчас на ее щеках горел румянец азартной скачки, а выбившиеся из аккуратной прически волосы кудрями падали на лоб.
Минерва и не подозревала, какая она красавица.
Ее шляпка для верховой езды была такой неприглядной, что после первой же поездки Минерва перестала надевать ее и скакала с непокрытой головой.
Когда Тони бросил на нее вопросительный взгляд, девушка объяснила:
— Все равно меня не видит никто, кроме его сиятельства, и если ему покажется, что я не похожа на красавиц, с которыми он охотится в своем графстве, или на леди, с которыми он катается на Роттен-роу, — что ж, тут я ничего не могу поделать!
