Я дважды звонила в аэропорт узнать, не прибыл ли рейс из Рима. Оба раза мне ответили: «Нет». Потом я решила вызвать такси и поехать встречать ее, но передумала и отменила заказ. Встреча предстоит не из радостных, лучше уж пусть она сама сюда приедет. Гил дал ей адрес.
Я как раз выбирала открытку — один из тех красочных экзотических видов, до которых так охочи итальянцы, — когда услышала автомобильный гудок. У меня сердце остановилось. Я вскочила как ошпаренная и увидела приближающийся к гостинице огромный «фиат». Бенно тоже заметил его и кивнул в ту сторону:
— Должно быть, э-подруга сеньоры едет… это э-автомобиль Луиджи, моего друга, он в э-аэропорту работает.
Я закрыла глаза. Глупо, конечно, но мне показалось, что я вот-вот рухну в обморок. Наступил самый критический момент в моей жизни, поскольку от него зависела жизнь Бинга.
— Я пойду к себе, Бенно, — прокашлялась я. — Если это сеньора Хопкинс, пожалуйста, пришлите ее наверх.
Я поднялась в маленькую беленькую комнатку, присела на краешек кровати и крепко сплела пальцы.
Через несколько минут в дверь постучали, я ответила «входите», и на пороге появилась Анна.
Она совсем не изменилась. Все та же шикарная красавица Анна, только на одиннадцать лет постарше, и, может, немного веса набрала — в молодости, перед свадьбой с Руди, она была кожа да кости, — но на лице — ни единой морщинки. Глаза сверкающие, лучистые, золотые волосы подстрижены короче прежнего. Безупречную картинку дополняли розовый элегантный костюмчик по фигуре, белые туфельки и перчатки, в руках — белая же сумочка. Анна представляла собой идеальный образчик шикарной американки, которая умудряется выглядеть безукоризненно даже после перелета Рим — Генуя в жаркий солнечный день.
Мы стояли и глазели друг на друга. В ее огромных глазах светились тысяча вопросов.
— О, Анна!.. — протянула я ей навстречу руки.
Но Анна не двинулась с места и рук моих не взяла. И вообще вела себя так, будто мы никогда не были с ней лучшими подругами. Она даже на шаг назад отступила, как будто боялась, что я до нее дотронусь.
— В чем дело? — спросила она. — Что происходит? Ради бога, скажи, зачем ты разыскивала меня по радио?
Ее австрийский акцент еще давал о себе знать, но голос стал более резким, американизированным, если можно так выразиться. Я пустилась было в объяснения, но она тут же оборвала меня:
— Я приехала только потому, что этот человек, мистер Как-его-там, дал мне понять — это срочно. Но ты поставила меня в ужасно неловкое положение. Я не знала, что мужу сказать. Он, наверное, решил, что я из ума выжила… когда услышал это объявление, которое я была не в состоянии объяснить. А что я, по-твоему, могла ему сказать? Ему же не известно ни про тебя, ни про Кицбухел… — Анну аж передернуло, когда она произносила это название. — Поэтому я даже начать объяснять не могла. Сказала, что, видно, моя давняя подруга попала в беду, а я обещала прийти ей на выручку, если что, только и всего. Он хотел со мной поехать, и моя приемная дочь Каролина тоже, но мне пришлось им отказать. Мы собирались осматривать руины Рима, но мне на всякие там руины наплевать, так что я настояла, чтобы они не меняли своих планов. Каролина без ума от археологии и всякого такого. Одним словом, удалось одной выбраться. Но ты меня до смерти перепугала. Я всю дорогу переживала. Тебе этого не понять!
Она прервала свою тираду, раздраженно бросила перчатки с сумочкой на кровать и оглядела непритязательную комнатку с выражением «Это уж слишком!». Я невесело усмехнулась. Все та же Анна, только еще больше набалованная. Совсем не похожа на испуганную зареванную девчонку, которая в буквальном смысле слова валялась у меня в ногах, умоляя помочь ей.
Теперь она безупречная жена американского миллионера, и все должно быть так, как она пожелает. Ее тоже можно было понять — кому понравится, когда кто-то лезет в его спокойную безмятежную жизнь и тыкает в неприглядное прошлое, тень которого, как казалось, уже давно развеялась по ветру.
— Анна, ты, конечно, переживаешь, но я — во сто крат больше. Я в полном отчаянии, иначе ни за что бы не нарушила наш пакт, уверяю тебя.
Анна вытаращилась на меня, провела рукой по золотым кудрям и присела на кровать.
— У тебя нет права нарушать наш договор. Никакого права нет! — воскликнула она.
— Анна, прошу тебя, выслушай меня для начала, — набралась я терпения. — Ты же не думаешь, что я сделала это просто из прихоти, правда? Я бы ни за что на свете не обратилась к тебе, если бы не крайний случай, так ведь?
— Может быть, — надула она губки, — можно мне чашку кофе? Что-то мне стало нехорошо в самолете. Обычно я нормально полет переношу, но тут такое! Не могла ни капли в рот взять там, в воздухе, а мне так кофе хочется!
— Я закажу.
Меня разрывало от желания излить Анне свою историю и уговорить ее немедленно послать за близнецом Бинга, но настало время попрактиковаться в терпении. Только терпение и тактичность могут принести мне победу. Я прекрасно знала Анну, давить на нее бесполезно.
Я вызвала официанта, заказала две чашки кофе и вернулась в комнату.
Анна сняла жакет и ждала меня, такая молоденькая, загорелая. На пальце сверкнул невероятных размеров бриллиант обручального кольца, окруженный жемчугом. В ушах — золотые серьги с громадными жемчужинами. Она вытащила из сумочки пачку американских сигарет и золотую зажигалку, прикурила и предложила мне. Я покачала головой.
Вот она сидит передо мной, такая шикарная, такая прекрасная и такая равнодушная. Ее враждебность разочаровала меня, но я припомнила слова Гила о том, что всегда нужно стараться понять другого.
— Анна, прошу тебя, прости меня за столь дерзкое вмешательство в твою жизнь. Я не собиралась этого делать. Поверь мне.
Подруга выпустила облако дыма и оглядела меня с ног до головы, явно не одобряя мое хлопчатобумажное платье в цветочек без всякого намека на шик. По выражению ее лица я поняла, о чем она думает: ее школьная подруга не преуспела в жизни в общем понимании этого слова, не то что она! Анна снова обвела удивленным взором незатейливую комнатушку:
— Почему ты здесь? В таком месте?
— Не обращай внимания. Давай лучше я расскажу тебе, зачем ты так срочно мне понадобилась.
— Неужели ты приехала в Италию только для того, чтобы встретиться со мной?
— Да.
— А как ты узнала, что я в Риме?
Я завела свой рассказ, вышагивая по комнате. Жалюзи были на три четверти опущены, и здесь до сих пор было довольно прохладно, но мрачновато. Унылая атмосфера, до которой Анне не было никакого дела.
