Наконец он обернулся, увидел ее, отпустил весла и встал на лодке.
— Адель?
— Эдриан! Меня там нет! Поворачивай обратно! Поворачивай! Ты же боишься…
— Адель, но как ты тут оказалась? — Он сделал шаг в лодке.
— Стой, не двигайся. А лучше сядь. Ты свалишься в воду.
Но он лишь улыбался, это хорошо было видно под луной.
— Ты поплыла за мной? Ради меня?.. Адель!
В этот момент его шаткое равновесие, видимо, было потеряно, лодка покачнулась, и, нелепо размахивая руками, с каким-то жалким вскриком он упал в воду. Не раздумывая, Адель прыгнула за ним.
Ей показалось, что ее одновременно укусили тысячи мелких пиявок — до того неласкова была ночная вода. А может, это от ужаса?
Эдриан сильно барахтался, размахивал руками, что-то выкрикивал, но Адель была еще далеко. Она гребла изо всех сил, как ее учили в школе плавания. Она всей душой стремилась к нему… Она боялась за него больше, чем он сам, и она не слышала, не думала, что именно кричит ему.
— Сейчас. Я иду, сейчас! Эдриан! Я… Хороший мой!.. Иду! Любимый мой…
Она подплыла, когда он уже почти не двигался, обессиленно висел в воде и, казалось, даже не дышал. Подхватив его руку и перекинув ее себе через плечо, Адель поплыла с ним к лодкам, которые немного отнесло течением в сторону: тут все время били какие-то подводные родники, очень холодные, — кстати, из-за них вода в озере прогревалась только на поверхности. Эти родники кружили, как хотели, и иной раз могли унести любой предмет на несколько метров. Да-да, даже такой большой и тяжелый, как лодка. Об этом рассказывали… Кто же ей об этом рассказывал? А еще рассказывали…
Адель заставляла себя думать о всякой ерунде, чтобы занять свои мысли и отвлечься от страха. Она очень боялась. Чего — неизвестно. Может, страх Эдриана перед ночной водой передался ей. Может, она боялась, что не успеет помочь ему…
А когда наконец подплыла, попыталась втолкнуть огромного Эдриана через борт в лодку и поняла, что он все-таки дышит, кашляет, плюется водой… в общем жив, Адель чуть не заплакала от счастья.
Без его собственных усилий ей вряд ли бы удалось втащить его в лодку. Он в большей мере сам, хотя и с ее посильной помощью, подтянулся и перелез через борт. Потом в полном изнеможении растянулся на дне суденышка.
— Эдриан, милый, как же я рада, что ты жив!
Она держала его голову у себя на коленях и глупо улыбалась, гладя на звезды. Она была счастлива, она победила, кого — не важно, но ликовала, словно сама всю жизнь боялась воды, а тут вдруг ей удалось справиться со страхом. В этот момент она думала только о том, что Эдриан жив, что он дышит и что скоро они будут в тепле. Ей даже не пришло в голову удивиться тому, что она выплыла, таща на себе человека, весившего вдвое больше ее самой!
И еще… Что-то еще… Что-то важное снова ускользало от ее сознания, словно дразня. Это была та самая разгадка вопроса, над которым она думала весь сегодняшний длинный день. Это была разгадка вопроса, что надо сделать, чтобы перестать бояться воды. И теперь она знала, что каким-то образом это касается их с Эдрианом дальнейших отношений. Дальнейших отношений…
Вот! Вот!! Адель чуть не подскочила в лодке: значит, «не бояться воды» и «дальнейшие отношения» — это вещи, каким-то образом связанные друг с другом! Вот отчего так тревожно и в то же время радостно у нее на душе: эта разгадка касается не только Эдриана, она прежде всего касается ее самой.
Хм… Но в чем… в чем, черт побери, заключается эта самая… Может быть, Эдриану нужно жениться на ней, чтобы она научила его…
Ерунда какая-то! — подумала она, разозлившись на себя. И взявшись за весла, осторожно стала грести к берегу.
Эдриан окончательно пришел в себя на середине пути: открыл глаза и, увидев, где лежит, быстро сел в лодке. Некоторое время оба молчали, потом он взял у нее весла из рук. Он стеснялся смотреть ей в лицо, Адель поняла это.
— Там вторая лодка осталась, надо будет завтра за ней сплавать, — стараясь делать голос как можно более будничным, проговорил он.
— Я думаю, до утра с ней ничего не случится, — спокойно ответила Адель. — Сплаваешь завтра. Ты в порядке?
— Да. Спасибо тебе.
— Ерунда.
— Моя жизнь — ерунда? Я так не думаю.
— Нет, моя услуга — ерунда.
Он вскинул на нее настороженный взгляд и промолчал.
— А зачем ты поплыл? — поспешно переменила она тему.
— Я потерял тебя. Хотел найти на том берегу.
— Это смешно. Ты не знал, где я живу.
— Но ты была там одна, в лесу… Ну, то есть я так думал. Пришел в машину, а тебя нет… Начал искать…
— А зачем ты вообще уходил? — Она вдруг почувствовала, как в груди снова разгорается ревность.
— Проведать друзей.
— Проведал?
— Да. — Он немного помолчал, но, видимо, все-таки решил не говорить про Шерри. — Там на берегу с ребятами немного посидел и…
Мгновенно она ощетинилась, вспомнив, как ласков и игрив был его голос, когда он общался с Шерри.
— С ребятами?
— Да. А что такого? Адель, зачем ты сбежала? Где ты вообще была?
— Не твое дело!
— Послушай, у тебя какая-то глупая ревность. Это же мои друзья, ты сама говорила, что я должен быть с ними, а теперь…
— Ну, если с друзьями, тогда хорошо.
— Конечно, с друзьями, а с кем же еще? Адель, что с тобой? — спросил он участливо, чем разозлил ее окончательно.
— Со мной? Ничего. Я сейчас отвезу тебя на берег, и ты можешь снова идти к друзьям!
— А сама?
— А сама поплыву обратно. Домой.
— Ты с ума сошла?
— Нет, почему? Здесь очень близко и светло.
Адель вдруг вспомнила сказку про Русалочку. Дошутилась Натали — все сходится! Русалочка полюбила прекрасного принца, спасла его из воды, чуть не погибнув сама, а он полюбил другую…
— Тем более я хорошо умею плавать! — воскликнула она, глотая слезы обиды. — Вот все и получилось по сценарию.
— О чем ты?
— Не обращай внимания. Берег близко. Выпрыгивай сам, я больше в воду не полезу.
— Хорошо, — растерянно сказал Эдриан. Кажется, он ничего не понимал.
И когда она рассеянно смотрела, как он набрасывает кольцо каната на деревянный брус, то вдруг подумала вот о чем: не было ли все это делом рук Шерри? Уж не специально ли для нее, для Адель, сидящей в кустах, был устроен такой показательный концерт? Расчет Шерри был верен: Адель, обидевшись, уходит, а Эдриан остается с ней. Может такое быть? Вполне может.
А для Эдриана этот эпизод оказался настолько незначительным, что он не счел нужным вспоминать и рассказывать о нем.
И потрясенная этой догадкой, пребывающая в глубокой задумчивости, Адель покорно позволила ему взять себя на руки и отнести в дом.
