И ситуация обрушивается всей своей непомерной тяжестью на мои бедные плечи.
Макс… Он ведь не говорил мне ничего про себя. Совсем не говорил! Мы только трахались, как кролики, и болтали о чепухе.
А ведь он вообще не простой. Я знала, видела, но глаза закрывала.
Он работал тогда, в клубе, барменом… Потом дрался за меня, так, что те парни отлетали от него, словно собачонки от медведя… Это навыки, это не каждый…
У него это байк… Откуда деньги на байк и универ? Чем он занимается? Откуда бабки на гонки, на которых я его встретила? На люксовую одежду, на поддержание образа брутального красавчика?
Света, а не дура ли ты?
Дура, ох, дура…
— Но ведь… Это было… Это в прошлом?
Мой голос звучит жалко. И выгляжу я жалко в глазах брата. Сама знаю. Но все внутри каменное. Не шевелится. И губы еле двигаются. Зачем проясняю это все? Зачем цепляюсь еще?
— Не факт, Свет. Понимаешь, у него наркоту нашли. Это не просто так.
— Но Крас…
— Может, и Крас. Но скорее всего, нет. Он появился внезапно, навел мосты среди нужных людей. С Красом он же общался, да? И с другими такими же?
Киваю.
Общался. На гонке они довольно спокойно и дружелюбно разговаривали. Как старые приятели.
Светка! Куда ты смотрела? Куда?
О чем ты думала?
— Короче, Свет, посиди дома, пока все не уляжется. Наркота — это не мой отдел, но я буду следить по своим каналам.
— Нет.
Ну вот еще, прятаться. Не дождутся. И в конце концов…
— Вить, — я смотрю ему в глаза, серьезно и твердо. Никаких игр больше, братик. Я понимаю, о чем хочу попросить, — Витя, если получится… Помоги ему, пожалуйста. Вытащи. Пожалуйста.
Он долго молчит, смотрит на меня. И взгляд у него другой. Не как раньше, на малышку несмышленую, младшую сестренку, которой все прощается всегда. Нет. Теперь он смотрит, как на равную. Оценивает. Потяну ли.
Потяну, братик. Ты же знаешь. Кровь-то у нас одна.
— Хорошо, — наконец, кивает он, — я посмотрю, что можно сделать. Обещать не буду. А вот ты мне пообещай, Свет… Если он выйдет и вернется в универ… Ты к нему и близко не подойдешь, поняла? Никогда.
— Поняла. Хорошо.
Главное, помоги ему. А я свою часть уговора выполню, тут можно не волноваться.
Глаза-то открылись.
Нет больше слепой влюбленной дурочки Светочки.
Чего же так тяжело-то все?
Прямые ответы на прямые вопросы
Я заканчиваю разговор с Васильичем, в очередной раз проверяю наушник в ухе, морщусь. Теперь я его должен носить включенным всегда. Нет, даже не так. ВСЕГДА, БЛЯТЬ! Вот так. И обязательно с мерзкими интонациями начальства.
И как это он мне при первом знакомстве показался приятным таким дедком? Власть портит людей, точно вам говорю.
Хотя, если б у меня все время была связь с Васильичем, то есть прослушка каждого движения, как в самом начале выполнения задания, то и не попал бы в такую задницу.
Но постоянно ходить с ушами не особо весело, да и тем, кто меня слушал, тоже многовато. Они ж, пока со мной сидят, другими делами не занимаются, а это бюджет, мать его. Рабочее время.
Которого всегда не хватает.
И потому договорились, что я время от времени выключаю наушник. Особенно, пока на парах сижу в универе.
Ну вот я и пользовался этим вовсю.
И не жалею. Зато мой секс неожиданный со Светой-конфетой не стал достоянием общественности.
Правда, теперь, после того, как меня повязали прямо на глазах всего универа, не видать мне Светы-конфеты…
И не сказать, что я не пытался объяснить. Конечно, пытался. По крайней мере, хотя бы увидеть ее хотел, даже легенду придумал подходящую.
Но не сложилось.
Едва меня выпустили из СИЗО, пришлось мотать на перекладных к Васильичу. Постоянно проверяясь на хвост, причем, делая это так, чтоб самому хвосту было непонятно, просек я чужой взгляд в спину, или так, дурак просто.
Ну, этому меня тоже немного учили.
На курсах тайных агентов, ага. (Здесь можно тоскливо поржать)
Вышел я на волю с утра, а попал к Васильичу только через два часа.
Ну и там… Потерянных полдня жизни. И полгода нервов.
Но потом меня, кстати, даже и похвалили, что правильно себя вел. Скорее всего, пока я сидел, кое-кто зашевелился, и теперь вовсю готовилась операция.
Судя по тусклому блеску в глазах Васильича, рыбка должна попасться крупная. Серьезная такая.
Ну, хоть не зря я пострадал.
И вообще, скорее всего, моей учебе вот-вот придет веселый пушистый зверь.
Даже жаль. Мне нравилось ходить в универ. Там много веселого народу, атмосфера, опять же, забавная. Девочки.
Девочка.
Светочка моя, конфеточка…
После Васильича я прямиком поехал к ней.
В принципе, я правильно думал, сидя на нарах, о том, что мы не пара и все такое. И что надо бы перестать это все.
Но, когда вышел… Воздух глотнул. Так захотелось жить, невероятно просто!
Словил я — таки дежавю опять.
Остро вспомнились свои два года в зоне под Костромой и свое ощущение безысходности, дикое настолько, что порой хотелось прутья зубами грызть и на колючую проволоку кидаться.
Здесь и посидел-то всего ничего, но хапнул эмоций по полной программе.
Естественно, после этого мысли были только о жизни.
Светочка по-прежнему мне не подходила, у нас с ней по-прежнему не было будущего, но…
Но плевать.
Мне хотелось к ней дико, до боли во всем теле.
Глаза ее хотелось увидеть зеленые, губы прикусить вкусные, пятерней в волосы зарыться…
И плевать, что дальше будет.
Один раз живем, тюрьма это очень неплохо дает понять, ощутить, так сказать, ценность жизни.
И потому через полчаса после качественного траха в мозг от Васильича я уже стоял возле двери Светочкиной квартиры.
Планировал сначала секс, а потом диалог.
Не получилось.
Дверь была закрыта, телефон порадовал молчанием, не иначе, я в черном списке.
Где искать ее, я не представлял даже.
Короче говоря, расстроился, попинал уныло бордюр возле ее подъезда…
И поехал к мелкой сестренке.
Тискать Олега Гордеевича, чтоб правильный пример у человека перед глазами был. Он нормальным пацаном должен вырасти, несмотря на папашу своего каменного.
В итоге неплохо провел время с сестрой и племянником.
Ее мужик был на дежурстве, которое в их конторе даже начальство не обходит, и умотал по вызову прямо передо мной.
Счастье какое, не пришлось на рожу ментовскую пялиться лишний раз. Так они меня заебали за последние сутки чего-то… Может, зря я вообще все это затеял с Васильичем? Сидел бы себе в мастерской, починял ведра…
Олег Гордеевич смотрел пока что расфокусировано, но палец хватал так, что хрен отцепишь.
На папашу своего похож. И на нашего с Люськой отца тоже. Последнее — прям до слез почему-то.
Отец ушел от нас внезапно, мы не успели даже понять. Вроде вот только был: стена нерушимая, поддержка капитальная… А потом — раз! И все. Только памятник на кладбище.
Я аккуратно перекладывал мелкого на сгиб локтя, массировал животик… Слушал умиленное воркование Люськи. И думал о том, что у меня тоже вот такой мог бы быть. Максимович. С зелеными отцовскими глазами. И рыжими волосами.
Домой я уехал, не дожидаясь явления полкана.
Тем более, что Люська упомянула, что у него там какая-то жесткая жопа на работе, типа, ловят они банду каких-то везучих придурков, громящих магазинчики, ювелирки и банкоматы.
И никак не могут поймать.
Полкан из-за этого который день ходит злой. Не иначе, боится снова стать подполом.
Но мне их розыскные страсти побоку, у меня свои темы.
Люська, кстати, в этот раз даже не приставала с мастерской, Олег Гордеевич все мысли отнимал и все внимание забирал.
Отличный пацан растет, дядькина опора.
От Люськи я опять заехал к Светику, поцеловал запертую дверь, приуныл и погнал домой.
Перед сном с горя выжрал полбутылки вискаря, что валялась в шкафу, и заснул.
