Элис Маккинли - Обольстительная Джойс

— Я, кажется, позволил себе лишнее. Но мне… Я подумал, что так тебе будет легче проснуться. Ты разговаривала во сне.

Повисла пауза. Джойс только теперь осознала, кто сидит с ней в палате. Он. Противоречивые чувства зашевелились внутри. Прежняя Джойс, у которой в Австралии остался жених, хотела выпроводить Андреа и отправить куда подальше, желательно вне пределов досягаемости. Другая, новая, уже ощутившая прелесть его внимания, торжествовала, ликовала, готова была прыгать по кровати от счастья. Не этого ли она желала все две недели, которые провела в Египте? С первого дня своей стажировки, когда увидела у пирамиды его подтянутую, стройную фигуру. Не к этому ли она стремилась? Одним словом, Джойс разрывалась между чувством долга перед Маркусом и тягой к Андреа. Итальянец смотрел на нее своими пронзительно-карими глазами, и пауза затягивалась.

— Что со мной? — спросила Джойс, чтобы уйти от щекотливой темы. — У меня все болит.

У нее действительно ныли ноги, как-то неприятно покалывало в спине и плече, рука откровенно протестовала против каждого движения.

— Ну… — Андреа обрадовался конкретному вопросу — его тоже тяготила тишина. — Не могу сказать, что все отлично, но и неплохо, если учесть, что тебе угрожало. Синяки, ушибы, кое-где пришлось зашивать… — Ему не хотелось пугать ее термином «рваные раны», уж слишком зловеще звучит. — Ноги застудила, насморк, кашель. А так вроде ничего.

Джойс слушала его, а беспокойная память, полностью восстановив первую минуту после пробуждения, прокручивала ее в голове. Вот Андреа заботливо накрывает ее одеялом, вот успокаивает, гладит руку. И Джойс хотелось разговаривать сейчас именно с этим Андреа, а не с тем, который сидел теперь на стуле, конфузясь при каждом неловком взгляде или движении.

— Может, позвать врача? — спросил он, чувствуя, что разговор сейчас опять зайдет в тупик.

— Нет, не нужно. — Джойс улыбнулась, чтобы хоть как-то снять напряжение. — Я чувствую себя хорошо. А когда меня выпишут?

— Еще не говорили точно, но, по-моему, недели через две. — Он произнес это совершенно спокойно, ожидая очередной паузы, и поэтому невольно дернулся, когда Джойс резко села на кровати.

— Что? — Ее глаза гневно засверкали. — Через сколько?

— Через две недели. — Андреа уже начал понимать, куда ветер дует. Ага, будет Джойс лежать две недели в больнице, когда рядом раскопки Гизы. Ждите! Он слишком хорошо помнил свое собственное поведение в подобных ситуациях. А они еще сомневались, останется ли она. Ну уж на этот раз он будет тверд как камень. Пусть хоть истерику закатывает, он не повторит прежней ошибки. Пускай просит Амалия, Уоллс, хоть лично президент Австралии, если там такой вообще есть, но мисс Александер не переступит порог больницы до тех пор, пока не пройдет весь курс лечения от начала до конца, как положено. А там видно будет, можно ли ей работать.

Джойс не замедлила подтвердить предположение Андреа:

— Две недели! Да я за три дня здесь с ума сойду. Мне нужно работать! Я не могу лежать, когда дел полно!

Вот так уже лучше. Андреа почувствовал, что все вернулось на старую, наезженную колею. Теперь он снова старший по сектору, а Джойс его стажерка. Как легко, как удобно было в этих ролях. Все понятно, не нужно пробираться на ощупь от слова к слову, как по тонкому льду, боясь в любой момент оступиться. Андреа встал со своего стула, чтобы быть выше, мысленно уже настраиваясь на скандал:

— Ты будешь лежать здесь столько, сколько скажут врачи.

— Мне кажется, — прежняя Джойс смешно наморщила лоб и сжала кулачки от возмущения, — что я уже в том возрасте, когда человек в состоянии решать такие вещи сам.

— А мне не кажется. — Андреа скрестил руки на груди, словно говоря этим, что спорить бесполезно. — Я отвечаю за твою стажировку, и я же буду решать, сколько тебе лечиться. Разговор окончен.

— Что значит окончен? — Джойс забыла и о боли в ногах, и о спине, и даже о руке, которая была перевязана до кисти. — Ты же сам… — она осеклась, тоже ощутив, что в силу вошли прежние стереотипы, — вы же сами сказали, что нет ничего серьезного, почему тогда я не могу сегодня выписаться и дня через три приступить к работе? — Джойс чуть не плакала. Потратить столько времени впустую, лежать здесь, когда другие снова станут заниматься делом. А ведь до конца стажировки осталось не так много времени. Нет, она должна приложить все усилия, чтобы уломать Андреа. Джойс отлично понимала, что в этом вопросе полностью находится в его власти. Он может хоть сейчас отправить ее домой, отстранить от непосредственной работы на раскопках и засадить за компьютер обрабатывать данные, мог бы оставить в больнице хоть на месяц, если бы это потребовалось. И даже Уоллс здесь бессилен, потому что не он ответственный. Черт! Вот влипла! Пока ясно только одно — ее не отсылают в Австралию. Уже что-то. Но как улизнуть из больницы?

— Но я очень прошу. — Джойс решила поменять тактику — давить бесполезно, значит, надо упрашивать. — Я не могу терять столько времени. Это… ужасно.

Андреа подошел к окну и отвернулся, боясь не выдержать характера.

— Джойс, или ты остаешься в больнице, сколько потребуется, а потом возвращаешься к работе еще на месяц, либо я отправляю тебя домой. Выбирай.

— Но…

— Никаких «но» быть не может. Либо первое, либо второе.

По металлическим ноткам в голосе, по категоричности тона Джойс поняла, что настаивать не имеет смысла. Тогда, может быть, попросить о небольшой уступке?

— Но хотя бы выслушайте меня! — Она почувствовала, как от досады слезы наворачиваются на глаза. — Я же не прошу, чтобы меня опять брали на раскопки. Буду работать у Феликса за компьютером, буду помогать чем смогу. Ведь на все медицинские процедуры можно ездить, а остальное время…

— Джойс, — прервал ее Андреа. — Я предложил два варианта. Не надо выдумывать третий.

— Но ведь он вполне приемлем! Я ненавижу больницы. Всегда лечусь дома. Я тут скончаюсь от безделья.

От этих слов Андреа аж передернуло. Скончаюсь. Не далее как вчера подобное выражение приводило в ужас. А сегодня она произносит «скончаюсь» так легко и непринужденно, будто ничего не случилось.

— Мне необходимо чем-то заниматься. Я могу просто…

— Что ты можешь, а чего нет, решаю я! — гаркнул неожиданно резко даже для самого себя Андреа. Всякому легкомыслию должен быть предел. Если она сама не понимает, что жива сейчас только благодаря счастливому стечению обстоятельств, то его долг объяснить это как можно доходчивее, чтоб запомнила до конца дней. — Ты хоть соображаешь, что говоришь! — Андреа почувствовал, что выходит из себя, но сдерживать гнев, который давно просился наружу, ему не хотелось. — Ты в своем уме, девочка?! Вчера — слышишь, еще вчера! — ты чуть не погибла. Еще вчера тебе на голову камни сыпались, а сегодня ты не хочешь лежать в больнице! Работать хочешь? Я тебе устрою работу, соберешь вещи и поедешь домой! Завтра же! Поняла? Хватит с меня твоих вывертов, я не железный! И Амалия, и Феликс, и Мауро тоже. Если ты о себе не думаешь, так хоть подумай о людях, которые за тебя переживают. Только что тебя во сне колотило, как эпилептика! Во сне! А ты уже опять собираешься на раскопки! Уж не в пирамиды ли? — Андреа перешел на откровенный крик, но сам этого не замечал. — Посмотри на себя, места живого нет, вся перевязанная! К черту все, поедешь домой! Мне здесь похороны не нужны. Почему я должен расплачиваться собственными нервами и нервами своих людей за то, что у стажеров нет мозгов? Почему я должен…