— А в Карлтон-хаузе, — продолжал маркиз, — я понял, как навредил нашим отношениям, и поскольку я, как всегда, моя дорогая, знал, что ты думаешь и чувствуешь, я страшно испугался, что могу потерять тебя навеки. Поэтому вернулся сюда из Лондона рано утром и организовал наше бракосочетание.
Ровена молчала, и тогда маркиз произнес уже другим тоном:
— Я боялся, больше всего боялся, что герцог уговорит тебя отправиться с ним в Шотландию или что ты, моя драгоценная, умудришься каким-то образом воспрепятствовать моему приезду в ваш дом.
— Это было бы… довольно трудно… сделать.
— Но как я мог быть уверен в чем-то? Как я мог быть уверен в чем-то, кроме того, что хочу тебя? Как, например, сейчас.
И снова наступила тишина, а потом маркиз взволнованно произнес:
— Так неужели я потерял твою любовь?
Ровена, ловившая каждое его слово, услышала в голосе маркиза нотки отчаяния.
Так, значит, при мысли о том, что она разлюбила его, маркиз чувствовал то же самое, что Ровена, когда думала, что его любовь — не то, чего она так ждала и так жаждала.
Ровена любила маркиза так сильно, что не могла спокойно видеть его страдания.
Но все же на какую-то секунду она почувствовала себя слишком оробевшей, чтобы двигаться или говорить.
Затем она сделала несколько шагов по направлению к маркизу и заговорила, оказавшись у него за спиной. Маркиз по-прежнему смотрел в сад.
— Если ты… — прошептала Ровена, — если ты… поцелуешь меня… может быть… мы поймем… жива ли наша любовь и осталась ли она такой же прекрасной, какой была.
Маркиз резко обернулся, и Ровена увидела в глазах его пламя, которое было словно бы отражением чувств, пылавших в его сердце.
— Ты хочешь этого? — воскликнул маркиз. — О, моя дорогая! Ты действительно этого хочешь?
Глаза их встретились, и Ровене не потребовалось отвечать на вопрос.
Ее мягкие, слегка дрожащие губы ждали прикосновения губ маркиза.
Ровена так и не поняла, притянул ли он ее к себе, или же она сама прильнула к нему, но маркиз тут же обвил руками ее плечи и прижал к себе еще крепче.
Он поглядел долгим взглядом в лицо Ровены, красиво освещенное лучами заходящего солнца, и только потом губы его нашли ее губы.
На какую-то короткую секунду девушка испугалась, что им никогда больше не вернуть магии и очарования первого поцелуя.
Но тут ее обдало горячей волной восторга, еще более чудесного, чем в тот раз.
Сквозь тело Ровены словно прошла молния, причинившая легкую боль, но наградившая ее одновременно ощущением сопричастности к божественной сущности мира.
Это было то, чего она хотела, чего она жаждала и что боялась потерять навеки.
В каком-то смысле это было даже еще прекраснее, потому что и маркиз, и Ровена успели за это время познать страдания.
— Моя маленькая! Моя любовь! Моя красавица! — шептал маркиз. — Ты — само совершенство, то, чего я хотел всю жизнь и чуть было не потерял.
Голос его срывался, и Ровена тоже ответила ему дрогнувшим голосом:
— Я… люблю тебя! — прошептала она. — Я люблю тебя больше, чем любила раньше.
— Так это правда? Ты простила меня?
— Нечего… прощать. Мама говорила, что, когда я встречу мужчину, которого полюблю по-настоящему, это будет судьба, и я ничего не смогу с этим поделать.
Маркиз крепче прижал к себе Ровену.
— Судьба привела нас друг к другу, — сказал он, — но мы вступили в схватку с судьбой, и это просто непростительно. Я ведь мог потерять тебя!
И снова Ровена услышала в его голосе неподдельную боль.
— Но теперь мы… нашли друг друга, — сказала она.
— И я буду благодарить за это Бога всю оставшуюся жизнь, — пообещал маркиз. — Ты — такое сокровище, моя дорогая, я никогда не буду снова рисковать тобой.
— И никогда не… потеряешь меня, — сказала Ровена.
Только теперь она поняла, что не могла противостоять этому мужчине, ведь он был предназначен ей самой судьбой.
Ровена стала его частью с того момента, когда маркиз впервые поцеловал ее, вернее, даже задолго до этого — когда она ухаживала за ним, подавала ему питье и, поправляя подушки, пыталась облегчить его страдания.
Ей так много хотелось сказать ему, так много услышать от него, предстояло еще многому научиться.
Но сейчас хотелось только чувствовать объятия маркиза, испытывать восторг, который вызвало прикосновение его губ.
Ровена даже поднялась на цыпочки, чтобы губы ее оказались ближе к губам маркиза.
— Я… люблю тебя! — прошептала она.
— Скажи это снова, — велел маркиз. — Я хочу быть уверенным в том, что это правда.
— Я… люблю тебя.
— Навсегда?
— Навсегда, — кивнула Ровена торжественно, словно давая священную клятву.
— И ты веришь мне?
— Ты ведь знаешь, что да.
— Ты моя, моя навеки. Я никогда больше не потеряю тебя! — поклялся маркиз.
Он с нежностью поглядел на Ровену, словно желая запечатлеть в памяти ее образ в эту минуту.
Потом губы его нашли губы девушки. Она была словно пленницей в его объятиях, прекрасной пленницей, которую он собирался наконец сделать своей.
И хотя Ровена знала, что маркиз всю жизнь будет ее господином, а она — лишь его тенью, она восхищалась его силой, решимостью и даже упрямством.
Каким бы он ни был, он принадлежал ей, а она — ему.
Это была судьба, от которой не существует защиты, потому что никто не имеет права с ней бороться!
Привилегированное высшее учебное заведение Великобритании для детей богачей и высшей аристократии. (Здесь и далее примеч. перев.)
