Николь была заворожена работой конвейера. Бутылки двигались по конвейерной ленте друг за другом, как маленькие игрушечные солдатики. Они останавливались на мгновенье, пока автомат закупоривал их пробками, потом их движение продолжалось снова до того места, где другой автомат снабжал их этикетками.
— Прямо как на фабрике игрушек! — воскликнула Николь. — Робби был бы в восторге от этого. Мы должны привести его сюда.
— Прекрасная идея, но мы сделаем для него сокращенную экскурсию. Он не будет так терпеливо вежлив, как ты.
— Я не знаю, почему ты это говоришь. Я слушала тебя с полным вниманием.
— А если я сейчас устрою быструю проверку?
— Это нечестно! — сказала она, смеясь. — Если бы я знала, что ты начнешь задавать вопросы, я бы все записала.
— Ну хорошо. Тогда я вместо этого поведу тебя обедать. Тут поблизости есть одно чудесное местечко, которое, как мне кажется, должно тебе понравиться.
Это был очаровательный маленький ресторанчик под названием «Красная лошадь». Столы здесь были покрыты клетчатыми скатертями, а настольные лампы, разливающие мягкий свет, создавали в обеденном зале интимную атмосферу.
Филип заказал несколько блюд, которых не было в меню, но которыми славился этот ресторан. Он также заказал аперитив и вино к блюдам.
— Я не привыкла так много пить за обедом, — запротестовала Николь. — Боюсь, что меня станет клонить в сон.
— Никаких проблем. У них наверху есть номера. Я отнесу тебя в постель.
— Ты не так легко отказываешься от своего, да? — спросила она.
— А ты хочешь, чтобы я отказался?
Он смотрел ей в глаза.
Она могла сказать «да», но Филип знает, как она к нему относится. О чем он не должен догадываться, так это о том, насколько сильны ее чувства к нему. Николь смотрела на стол, сосредоточенно скатывая шарик из хлебных крошек.
Филип накрыл ладонью ее руку.
— Я не стану убеждать тебя, дорогая. Надеюсь, когда-нибудь мы займемся любовью, но только когда ты будешь к этому готова… что, я надеюсь, произойдет скоро, — добавил он с улыбкой. — Ешь и не будь такой серьезной. Не хочу, чтобы люди подумали, что между нами произошла любовная размолвка, в то время как мы даже не любовники.
После этого Филип переменил тему. Николь постепенно расслабилась, когда он стал рассказывать ей забавные истории о своем парижском детстве и о некоторых переделках, в которые попадал. Физическое влечение они испытывали друг к другу постоянно. Ничто не могло изменить это. Они смеялись и шутили, как давнишние друзья. Это были почти идеальные отношения. Почти. Как много меняет это маленькое слово.
Приехав домой, они узнали, что Робби с нетерпением ждал их возвращения, хотя обычно им приходилось разыскивать его, потом уговаривать, чтобы он шел в дом.
— Жюлю надо было уехать куда-то с его мамой, и мне не с кем играть, — пожаловался мальчуган. — Куда вы ездили?
Николь рассказала ему о винном заводе и обещала взять его туда с собой в следующий раз.
— Когда ты немного подрастешь, то сможешь там работать, как твой папа и я, — сказал Филип.
— А что вы делали? — спросил Робби.
— Для начала сортировали виноград, прежде чем он поступал по конвейеру в соковыжималку. Раймон и я съели так много ягод, что нас едва не отстранили от работы, — хмыкнул Филип.
— Это я смогу, — сказал Робби с энтузиазмом. — Мне уже четыре. Я уже подрос.
— Ты прав, — согласился Филип серьезно. — Что ж, подождем, когда начнется сезон.
Он замолчал, так как в кабинет вошел дворецкий.
— Мадам Галантуа просила вам передать, когда вы вернетесь, что хочет с вами поговорить.
— Видимо, я должен сообщить ей, что мы вернулись, — неохотно сказал Филип после того, как Поль вышел. — Робер, может, сбегаешь наверх и скажешь бабушке, что мы ждем ее в кабинете?
Малыш посмотрел на Николь:
— Мне обязательно?
Филипп нахмурился.
— Я хотел бы, чтобы ты был поприветливей со своей бабушкой. Она проделала долгий путь из Парижа только для того, чтобы повидаться с тобой.
— Ну и что! Она мне не нравится. Она плохо разговаривала с тетей Ники.
Филип пристально посмотрел на Николь..
— Ты ни словом не обмолвилась об этом. Почему ты ничего не сказала мне?
— Робби просто не так все понял, — проговорила она небрежно.
— Нет, так, — продолжал настаивать мальчик. — Она вся покраснела, а потом сказала, что дядя Филип не верит тебе. А потом сказала, что ты заманила мужчину в свою постель. Я не знаю, что это такое, но она говорила, как будто это плохо.
Николь напугало, что вся эта отвратительная ссора происходила на глазах у Робби. Может быть, не вся полностью, но в этом не было ничего хорошего.
Выражение лица Филипа стало жестким.
— Почему ты не сказала мне? Моя мать перешла все границы на этот раз! Мне остается только извиниться и заверить тебя, что такое больше никогда не повторится.
— Вот видишь! — с торжеством произнес Робби. — Дядя Филип говорит, что я прав!
— Он этого не говорил, — поспешно поправила его Николь. — Ты все неправильно ему рассказал. Мы просто спорили. — Прежде чем мальчик успел подтвердить свои слова, она сказала: — Иди наверх и подготовься к купанию. Я приду через минуту — помыть тебе уши.
Они подождали, пока он не вышел из комнаты. Потом Филип сказал:
— Как могла ты утаивать подобное от меня? Ты знала, что я не стану мириться с этим.
Николь пожала плечами.
— Какая польза будет, если мы раздуем большой семейный скандал? Твоя мать еще больше возненавидит меня тогда… если такое возможно, — добавила она мрачно.
— Она должна, черт возьми, прилично вести себя с тобой!
— Мадам Галантуа приехала сюда ненадолго, зачем же начинать третью мировую войну? Возможно, она скоро вернется в Париж.
— Меня это нисколько не удивит, особенно после того, как я с ней поговорю, — сказал он мрачно.
Николь встала.
— Робби ждет меня, так что я лучше пойду. Пообещай по крайней мере, что не выйдешь из себя.
— Постараюсь, — только и сказал он.
Николь была польщена тем, что Филип так обиделся за нее, но его мать сделает жизнь невыносимой для всех них, если он станет ей слишком грубить. Она вздохнула и пошла в комнату Робби.
Обычно Николь вешала одежду мальчика и убирала игрушки, пока он купался, перекликаясь при этом с ним из спальни и время от времени заглядывая к нему. Но в этот день она присела на стул и увлекла его разговором о Жюле и щенках, чтобы только стереть из его памяти воспоминание о сцене с Катрин.
Она беспокоилась напрасно. Из памяти четырехлетнего ребенка все быстро улетучивается. Робби гораздо интереснее рассказывать ей о том, что его пригласили на день рождения, и о том, как выпрыгивает на поверхность его резиновая уточка, когда он заталкивает ее под воду.
