Первым ее порывом было уклониться от ответа, мягко дав ему понять, что его это не касается. Но Кори поняла, что Фрэнку понадобилось время, чтобы собраться с мужеством и задать этот вопрос. Поэтому после длинной паузы, когда ее уставший ум пытался сообразить, как лучше ответить на этот непростой вопрос, она спросила:
– У вас, должно быть, есть серьезные причины, чтобы задавать этот вопрос, Фрэнк?
– Я друг Макса, и я его очень хорошо знаю, – спокойно ответил Фрэнк. – Но вы – самый прекрасный человек, которого я встретил за долгое время, и я не хочу, чтобы вам было больно, Кори. Я не собираюсь вас предостерегать. Вы будете страдать с Максом. Это не его вина, но он никогда не бывает удовлетворен надолго; сначала ему становится скучно, потом… Обычно он выбирает женщин, которые знают правила игры, но почему-то… почему-то мне кажется, что вы их не знаете.
– Все в порядке, Фрэнк. – Лицо его стало пунцовым, и она почувствовала к нему искреннюю жалость, несмотря на свои собственные переживания. – Все совсем не так, как вам представляется.
– Он очень жесткий, Кори. – Фрэнку, очевидно, пришлось заставить себя сказать это. – Он, может быть, и унаследовал многое от отца, но «Хантер оперейшнз» была создана в том виде, в котором сейчас существует, его трудом. Он безжалостен, когда это необходимо.
– Фрэнк, я уже говорила вам, что я только его секретарь, – спокойно вымолвила Кори. – Кстати, я уже подала сегодня прошение об отставке, поэтому, теперь, я даже уже и не секретарь.
– Вы уходите? – В его голосе послышалось явное облегчение, и Кори поняла, что ее не может раздражать его вмешательство.
– Ему нужна вторая Джилиан, – с болью сказала она.
– Я знаю, что ему нужно. – Фрэнк долго смотрел на нее понимающими глазами. – Но он слишком большой дурак, чтобы это разглядеть, или слишком упрям, чтобы уступить.
Кори улыбнулась. Не сделай она этого, она бы заплакала. Неожиданное замечание Фрэнка задело ее больше, чем он мог бы предположить. Кори подошла к нему и нежно поцеловала в щеку со словами:
– Спасибо, Фрэнк. Я не уверена, что мы с вами когда-нибудь встретимся вновь, но Максу повезло, что у него такие друзья.
Кори закрыла дверь своей гостевой комнаты. Она чувствовала себя одновременно и разгневанной, и обиженной, и разочарованной.
Девушка вошла в спальню, включила светильники и подошла к зеркалу. – Ну что ж, ты все вынесла, девочка, – сказала она отражению стройной женщины в зеркале. – И ты сделала это красиво. – А потом Кори опустилась на ковер около кровати и заплакала.
Утром следующего дня после нескольких часов сна, не принесших ей отдыха, Кори собиралась спуститься к завтраку.
Она была одета так же, как вчера, когда приехала сюда. Но кое-что из нижнего белья она позаимствовала из огромного шкафа. Кори была уверена, что белые кружевные трусики и бюстгальтер – судя по их биркам – стоят в десятки раз дороже, чем весь ее костюм. Это некоторым образом подводило итог печальному состоянию ее дел, жестко думала она, в который уже раз рассматривая себя в зеркале! Живот ее опять безумно сводило, ноги совершенно не слушались.
Отражение, смотревшее на нее из зеркала, ничуть не напоминало то экзотическое, пламенное существо, которым она была вчера ночью. Но желание уйти из жизни Макса, оставив хотя бы воспоминание о себе, было по-прежнему велико, и только оно позволило ей собраться и выйти из комнаты с гордо поднятой головой.
– Доброе утро. – Его низкий мрачный голос звучал расслабленно и невозмутимо.
Макс уже сидел за столом и завтракал. Он был полностью одет для офиса, но без пиджака, черные волосы зачесаны назад, а лицо свежевыбрито. Выглядел он превосходно.
– Доброе утро, – постаравшись придать голосу хоть какую-то живость, приветствовала его Кори. Она с изумлением оглядела заставленный стол. Еды было столько, что можно накормить целый полк.
Как обычно, Макс прочитал ее мысли.
– Это не моя работа. Миссис Браун вернулась от сестры в семь утра; ее сестра живет в нескольких милях отсюда.
Миссис Браун – маленькая решительная женщина со щеками, напоминающими красные яблочки, – вошла в комнату. Следующие несколько минут ушли на знакомство. А потом Кори на тарелку положили столько еды, что хватило бы на пять секретарей. Хотя миссис Браун, кажется, не считала Кори только секретаршей Макса.
Эта мысль отбила у девушки весь аппетит, но она стойко держалась и съела несколько кусочков бекона и два помидора, хотя перед ней стояли еще яйца, сосиски, грибы и почки.
Макс спрятался за газетой, что чрезвычайно устраивало Кори. Он отвлекался только дважды или трижды, чтобы налить еще кофе и спросить Кори, не хочет ли она свежих тостов или не нуждается ли в каких-либо услугах миссис Браун.
Когда Кори поблагодарила и отодвинула тарелку, чувствуя, что съела достаточно, чтобы убедить остальных – даже Макса – в том, что у нее все хорошо, он отложил газету, и она встретила прямой взгляд его янтарных глаз.
– Я хочу поговорить с вами. – Он был невозмутим и спокоен, перед ней сидел обычный Макс.
– Да? – Она приняла равнодушный вид, порадовавшись, что не распустила волосы.
– Я не хочу, чтобы вы уходили с работы, Кори, – напряженно сказал он.
Нет, уверена, что это не так, подумала она. Она видела, как прошлой ночью он демонстрировал свое богатство – элегантное и пестрое общество, собранное по его указанию так быстро, как другие делают барбекю. Макс вырос в убеждении, что его жизнь катится по накатанным рельсам. Внезапный уход секретаря, без подготовленной замены, мешает наиболее важной стороне его жизни – его работе.
– Я беру на себя всю ответственность за то, что произошло, – быстро продолжил он. – Мне не нужно было привозить вас сюда; это было неправильно. Я совершил ошибку.
Будь ты проклят, Макс Хантер!
– Нет никаких причин, по которым все не может продолжаться, как прежде, несмотря на то, что произошло. Вы прекрасно выполняете свою работу, а то, что вы говорили вчера вечером… Вы даже не знаете меня. Все, что случилось у вас с Вивианом, переезд в большой город, новая работа, новый образ жизни – все это заставило вас неправильно истолковать ваши мысли и эмоции, только и всего. Через несколько недель, через несколько месяцев вы будете смеяться над этим.
Все, хватит. Это уже слишком. Она достаточно унизилась вчера, но сейчас сидеть и выслушивать, как он объясняет ей, что она ведет себя как школьница, которая влюбилась в своего учителя, – это уже чересчур.
Кори выпрямилась на стуле, не показывая обуревавших ее чувств, и произнесла очень четко и очень холодно:
