Они пообедали на берегу реки, недалеко от резервуаров с запасами горючего. Эдвин был на дружеской ноге со своими скотоводами, ему были рады. Леонору тоже приняли довольно радушно. Разожгли костер, на котором вскипятили котелок воды для чая. Все уселись в тени деревьев и начали поглощать пресные лепешки с ломтями холодного мяса. Мужчины завели деловой разговор, а она просто погрузилась в мир окружающих ее видов и звуков.
Здесь, на земле, Леонора могла слышать топот копыт и мычание скота, ощущать запах и вкус поднимаемой им пыли и наблюдать за небесным танцем продолжающих свою работу самолетов. Это давало ей такое острое ощущение реальной, земной жизни, которого она никогда ранее не испытывала и которое странным образом опьяняло, как будто в вены ей впрыснули какой-то наркотик.
Знойный день, казалось, купался в дрожащем мареве света, и, когда Эдвин поднялся на ноги, сигнализируя об окончании обеда, ей почудилось, что от него самого тоже распространяется аура света, добавляя фигуре монументальности. Он остановил взгляд на ней, и эти магнетические голубые глаза словно заглянули прямо ей в душу, устанавливая между ними нечто большее, чем просто физическую связь.
Его первобытная империя была одновременно суровой и прекрасной, и у Леоноры возникло странное ощущение, будто ее спрашивают: может ли она стать частью этой империи, принять ее сердцем и жить в ней той жизнью, которой живет он?.. И в этот момент она поняла, что, если не сможет честно сказать «да», у их отношений нет будущего. Создать семью на основе одного лишь сексуального влечения невозможно, если, конечно, у него действительно есть подобное намерение. Эта земля предъявляла на Эдвина свое первоочередное право — с самого его рождения — и если она не сможет разделить его чувства, то потеряет то, что делает его таким, каков он есть.
— Пора двигаться дальше, — произнес Эдвин с едва заметным вызовом в голосе и протянул ей руку, помогая подняться на ноги.
Он не спросил, устала ли она и не хочет ли остаться в лагере у реки. Принять его руку означало изъявить желание быть вместе с ним, видеть вещи его глазами, принять образ жизни, который он ведет, решить, сможет ли она вписаться в эту жизнь. Это понимание пришло к ней интуитивно, а когда его рука обхватила ее запястье, между ними возникла чисто физическая общность.
Всю дорогу к самолету он не выпускал ее руки, и эта близость заставляла сердце Леоноры петь от радости. Все говорило о том, что он хочет ее, что ничего не изменилось. Не в силах противиться искушению, Леонора слегка пошевелила пальцами, с наслаждением ощутив грубую и теплую кожу его ладони, лучше всяких слов свидетельствующую о надежности своего хозяина.
Эдвин бросил на нее вопросительный взгляд.
— Ты промолчала весь обед.
— Мне нечего было сказать.
— Хотя бы задавала вопросы...
— Не хотела вмешиваться.
— Мне не хочется, чтобы ты чувствовала себя здесь посторонней, Леонора.
— Я и не чувствую. Просто хотелось послушать, кое-что понять для себя.
— Ну и что ты поняла?
Теперь взгляд его стал еще более пристальным.
— По-моему, любая женщина, желающая оторвать тебя от этого мира, должна быть слепа, глуха и бесчувственна. Она просто не понимает, что ты един с ним, неотделим от него.
На его губах появилась какая-то странная улыбка.
— Тебя это отталкивает?
— Нет. Это заставляет меня хотеть узнать как можно больше, Эдвин, — ответила Леонора, совершенно не покривив при этом душой.
Последовал очередной быстрый, внимательный взгляд, затем долгий, задумчивый вздох.
— Если твое любопытство перерастет в скуку, думаю, я об этом узнаю. У меня богатая практика в распознавании подобных симптомов.
Ей нечего было возразить на это скептическое замечание, вызванное, без сомнения, опытом общения с другими женщинами. Только время могло помочь выяснить, какие именно чувства она к нему испытывает... или будет испытывать. И все же Леонора почему-то была уверена в том, что Эдвин Ридc никогда ей не наскучит. В самой природе этого человека было что-то особенное, и она не могла себе представить, что когда-нибудь он потеряет для нее привлекательность.
Под конец дня тысяча голов скота из трех гигантских загонов была перегнана на скотные дворы, и самолеты разлетелись по местам своих стоянок. Обратно они с Эдвином летели в наступающей уже темноте, будто сквозь километры пустоты, но Леонора уже знала, что впечатление это обманчиво и жизни здесь больше, чем где бы то ни было.
Потом в сгустившейся тьме показались искорки огней, и Леонора поняла, что это огни центральной усадьбы. Она очень обрадовалась возвращению домой. Это было очень странно — чувствовать, что огни приветствуют тебя, как гостеприимный маяк, приглашающий в безопасный порт. Какое непривычное ощущение...
Может быть, эти огни просто символизировали для нее дом, о котором она так мечтала, место, где человек чувствует себя своим, свет после тьмы, постоянную, надежную реальность, которая никуда не денется, неважно, плохи или хороши твои дела, главное достижение человечества, не меняющееся веками, и вот теперь воплотившееся для нее в Эдвине, предложившем ей заботу и защиту, безопасность, комфорт, любовь?..
Может ли он полюбить ее? Этот вопрос назойливо крутился в голове, сначала по дороге от посадочной полосы к дому и потом, когда принимала душ и переодевалась. Хлещущие по коже струи горячей воды заставили Леонору почувствовать свое тело, вспомнить, как хорошо оно подходило к телу Эдвина. С большим трудом ей удалось отвлечься от этих воспоминаний и подумать о том, чего именно ждет он от нее в будущем. Ведь одного секса недостаточно.
Она надела мягкое черное облегающее платье, которое надо было носить без бюстгальтера, зная, что оно придает ей более доступный вид, и желая показать, что с ним она согласна на все. Это было бесспорной, абсолютной правдой, и Леонора не собиралась больше закрывать на нее глаза или поддаваться страхам по поводу возможных последствий.
Когда они встретились в гостиной, чтобы выпить перед обедом, мужские достоинства Эдвина вновь произвели на нее столь сильное впечатление. Дрожащими от возбуждения пальцами Леонора приняла предложенный бокал, но, постаравшись не коснуться ее, Эдвин сел подальше, демонстрируя полное самообладание.
Взяв себя в руки, Леонора засыпала его вопросами о станции, о ее работниках, и это помогло ей немного отвлечься от назойливых и не совсем скромных мыслей.
За ужином разговор то и дело затухал, и это пугало Леонору, понимающую, что возникающее молчание тотчас же заполняется все нарастающим эмоциональным напряжением. Ведь Эдвину может показаться, что кроме интима их ничего не связывает. Ей же нужно было больше, гораздо больше!.. Она желала его всего.
