Она рассыпалась в извинениях, а Коди набросился на Панк, обвиняя ее в том, что своим поведением она настраивает Дейви против Джека. Панк бурно запротестовала, пиная брата под столом ногой. Хеллер отчитывала всех троих. Только Джек, обтерев лицо салфеткой, сидел с равнодушным видом. Он призвал — сначала тихим голосом — всех к спокойствию, но, видя, что его призывы — глас вопиющего в пустыне, постепенно повысил голос, не забывая при этом уговаривать Хеллер, что все в порядке. Кончилось тем, что он грохнул кулаком об стол, да так, что тарелки и стаканы, задребезжав, подскочили, и возопил: «Хватит! Тихо!»
Воцарилась мертвая тишина. Дейви стал счищать морковку с пальчиков, Хеллер в замешательстве замолчала, а Коди и Панк заерзали на своих стульях. Джек откашлялся, взял вилку с ножом в руки и как ни в чем не бывало предложил: «Ешьте».
Хаос сменился позвякиванием ножей и вилок — неотъемлемой принадлежностью любого обеда в цивилизованном обществе. Хеллер вымыла Дейви руки и принялась сама кормить его с ложечки. А что дальше? — подумала она. Чудом будет, если после такого вечерочка Джек придет в дом еще раз, но ведь и раньше она так думала, а он пришел даже вроде бы против ее желания, хотя на самом деле она его прихода очень желала. Во всяком случае, она не удивится, если этот его визит окажется последним, что страшно обрадует Панк, бесконечно огорчит Коди, а ей разобьет сердце. Проклятие! Неужто этого не избежать? Голос Джека вывел ее из задумчивости:
— О, Хеллер, смотри!
Она посмотрела на него, ложка с очередной порцией еды повисла в воздухе.
— Что?
Он движением головы показал на Дейви. Ее младшенький с плотно набитым, как у бурундука, ртом энергично пережевывал пищу, переводя взгляд с Джека на нее и с нее на Джека. Она в расстройстве уронила ложку на стол.
— О Боже! — только и смогла она выдавить из себя и, схватив салфетку, подставила ее Дейви ко рту, чтобы тот выплюнул излишки, но Джек перехватил ее руку и еле заметно покачал головой. Дейви, внимательно следивший за тем, что происходит вокруг, на глазах матери из малыша, не так давно вышедшего из пеленок, превратился в мальчика: его маленькие челюсти работали как мельничные колеса, он наконец проглотил все, что было во рту, с облегчением вздохнул и улыбнулся. И кому же? Джеку. Джек в свою очередь улыбнулся ему и погладил вьющиеся волосы ребенка. Дейви просиял, перегнувшись через перекладину своего высокого стульчика, схватил со стола оброненную Хеллер ложку и с достойным удивления проворством стал черпать морковь и есть. Джек хмыкнул и уткнулся в свою тарелку. Но время от времени он взглядывал на Дейви, и они обменивались немного загадочными улыбками, как если бы между ними существовал известный лишь им двоим заговор.
Коди с надеждой в глазах наблюдал за тем, что происходило между Джеком и его братишкой. Панк же сначала смотрела на них равнодушно, но потом ее взгляд принял обычное в присутствии Джека холодное, даже враждебное выражение. Впрочем, сперва на ее лице мелькнуло что-то вроде ревности. И вдруг до сознания Хеллер дошло: ее красивая колючая дочка точно так же, как она сама, Хеллер, хочет открыть свое сердце Джеку, но боится. Она и хотела бы его полюбить, да опасается, как бы ее не обидел мужчина, который производит впечатление почти неправдоподобный доброты.
Хеллер припомнилось все, что произошло между ними в последний выходной: как он содрал с нее одежду, обнажив до пояса, и, не дав опомниться, заставил ее таять от блаженства; как улыбнулся, словно услышав приятную новость, когда Хеллер объявила, что не ляжет с ним в постель; как настаивал на этом обеде, проявив полное безразличие к сплетням в его адрес и к своей репутации. Может, он и далек от совершенства. Но он именно такой, каким в ее представлении и должен быть мужчина. Сердце Хеллер дрогнуло при этой мысли, впервые она ощутила проблеск надежды. Впрочем, надежда — штука опасная! Она постарается вытравить ее из сознания, надо только придумать, каким образом.
Остаток вечера прошел без происшествий — во всяком случае, без таких, которые могли быть сочтены серьезными. Джек настоял на том, чтобы помочь Хеллер убрать со стола и перемыть посуду, так что оба они возились допоздна на кухне, а дети тем временем смотрели телевизор.
Пора было ехать домой. Коди с Дейви вышли прощаться, и Джек дружески хлопнул Коди по спине, да с такой силой, что тот с размаху влетел ему в живот. Дейви потребовал, чтобы Джек поднял его на руки, и, не переставая лопотать нечто невразумительное, словно Джек был в состоянии его понять, водил пальчиками по его усам. Явно удовлетворенный, он чмокнул Джека в нос и сполз с его рук на пол. Сестрице же его Джек вежливо пожелал спокойной ночи, бесстрастно воспринял ее ворчливый ответ и повернулся к Хеллер. Она все время пребывала в сомнении — осмелится ли он поцеловать ее при детях — и, даже когда он взял ее за плечи и притянул к себе, не была уверена в том, что это свершится. Окончательно ее сомнения рассеялись, лишь когда он приложился к ее рту — правда, самым невинным образом, — после чего, поблагодарив и обещав вскоре наведаться, ушел.
Заперев за ним дверь, Хеллер, не переставая улыбаться, присоединилась к своему семейству. Дейви, лопоча себе под нос, бегал кругами по гостиной и в конце концов выскочил в коридор. Коди, с сияющим лицом, пошел за ним. Хеллер усмехнулась. Может, все и сладится. Чего не бывает на свете! И только Панк еле дождалась, чтобы облегчить свою душу.
— По-моему, он зануда, — объявила она без обиняков.
— Ты уже дала это понять своим поведением, что очень невежливо, — сказала Хеллер как можно более спокойно.
Но Панк решила идти до конца. Откинувшись на спинку дивана, она пронзила мать всезнающим взглядом.
— Если тебе нужен мужчина, чтобы целоваться, почему бы тебе не вернуть домой папу? — с упреком в голосе поинтересовалась она.
Тут Хеллер потеряла самообладание. Сама того не желая, она отрезала:
— Кэрмоди не мужчина. Он мальчишка — и навсегда останется им.
Панк словно ударили чем-то тяжелым по голове. У Хеллер все внутри перевернулось, ее затопило чувство раскаяния.
— Прости меня, мне не следовало этого говорить, — произнесла она, садясь рядом с дочкой на диван и обнимая ее за плечи.
Помрачневшая Панк махнула рукой в знак прощения. Хеллер, прежде чем пускаться в объяснения, взвесила каждое свое слово:
— Дело не в поцелуях, Панк. От мужчины ждешь, чтобы он делил с тобой все тяготы жизни, заботился о тебе, доверял.
— Но ведь папа тебе доверяет! — встрепенулась Панк.
— Возможно. Точнее будет сказать, что он доверяет мне растить мальчиков и тебя. Но я говорю о другом доверии, Панк, о таком доверии, когда один человек верит, что другой не причинит ему боли. Между тем ни я, ни Кэрмоди не можем этим похвастаться.
