Марисала лежала без сна, глядя во тьму, и думала.
Лайам хочет, чтобы она стала его женой. Она — или та женщина, что блеснула на балу? Увидев ее в новом, женственном облике, он решил, что это и есть настоящая Марисала.
Но он ошибается.
Лайам открыл дверь — и сердце его сжалось от дурного предчувствия.
На пороге стоял представительный мужчина лет сорока и с ним две девочки: одна — лет четырех, другая — постарше, должно быть, во втором-третьем классе; обе белокурые и на удивление хорошенькие.
Мужчина протянул руку.
— Рон Хьюджес, — представился он. — Мы пришли за Флаффи.
— Флаффи?
— Здравствуйте, я Марисала. Это со мной вы разговаривали по телефону.
Мара с Эвитой на руках спускалась вниз по лестнице.
Младшая девочка взвизгнула от дикого восторга:
— Флаффи! — воскликнула она. — Папа, это наша Флаффи!
Эвита радостно залаяла и начала рваться с рук. Марисала спустила ее на пол, и девочка и собака бросились друг к другу. Девочка гладила и целовала собаку, а та лизала ей руки шершавым языком.
— Видишь, папа, мы не ошиблись! — воскликнула старшая девочка. — Это точно Флаффи!
Лайам выругался про себя. Знал же, что рано или поздно Эвита найдет хозяев! Говорил же Марисале…
Марисала сидела на ступеньках, сложив руки на коленях, и молча смотрела, как две девочки ласкают щенка, которого она успела полюбить.
— Мне никогда раньше не приходилось попадать в подобные ситуации, — смущенно заговорил Лайам, обращаясь к Рону, — и я не знаю, что делают в таких случаях. Может быть, у вас есть фотографии, документы или еще какие-нибудь доказательства, что собака ваша…
— Зачем тебе доказательства? — тихо отозвалась со своего места Марисала. — Взгляни на них, Лайам. Конечно, это их собака.
Рон полез в карман за бумажником.
— Я готов выплатить вознаграждение…
Лайам не выдержал.
— Нам не нужны ваши деньги, — резко ответил он. — Объясните лучше, как случилось, что вы потеряли собаку и хватились ее лишь через несколько недель!
Рон подошел ближе и понизил голос:
— Моя жена, — начал он извиняющимся тоном, — поехала по делам в Вашингтон и там попала в аварию. Нам пришлось срочно лететь к ней. Флаффи мы отдали на попечение соседу. Вернулись лишь несколько дней назад и узнали, что она сбежала. Я ценю вашу заботу о ней и готов вознаградить вас…
— Как себя чувствует ваша жена? — спросила Марисала. Она встала и подошла к Лайаму, тяжело опершись о его плечо, словно отчаянно нуждалась в его поддержке.
— Пока она ходит с трудом, но врачи утверждают, что через несколько месяцев все будет в порядке. — Рон неловко вертел в руках бумажник. — Послушайте, я все же хотел бы…
— Пожертвуйте эти деньги в Бостонский Центр помощи беженцам, — ответила Марисала. — Это будет для нас лучшей наградой.
Рон кивнул.
— Хорошо, так и сделаю. — Он покосился на Флаффи и дочерей. — Ладно, тогда мы, наверно, пойдем.
— У нас есть поводок… — Марисала двинулась в сторону кухни.
— Спасибо, я принес с собой. — Рон достал из кармана кожаный поводок. — Пойдемте, девочки.
Собака вскочила, сделала круг вокруг девочек, затем вокруг Лайама и устремилась на кухню.
— Флаффи, вернись! — младшая девочка побежала за ней.
— Я ее приведу, — спокойно сказала Марисала и пошла на кухню.
Лайам слышал, как она подзывает щенка по-испански.
Старшая девочка удивленно расширила глаза.
— Разве Флаффи понимает по-французски? — спросила она у отца.
— Это испанский, Эшли. Да, думаю, за несколько недель она успела кое-чему научиться.
Из кухни появилась Марисала с Эвитой… нет, с Флаффи на руках. Она поцеловала щенка в кудрявую макушку, опустила его на пол и помогла Рону пристегнуть поводок к ошейнику; затем подняла глаза на девочек.
— Смотрите за… за Флаффи получше. Ради меня, хорошо?
Девочки согласно кивнули.
— Почаще ее гладьте и не забывайте чесать за ухом!
Те снова закивали в ответ.
— Вот и хорошо, — тихо закончила Марисала.
— Еще раз спасибо, — поблагодарил Рон их обоих и исчез за дверью вместе с дочерьми и щенком.
Марисала подняла глаза на Лайама и выдавила из себя улыбку.
— Какие милые девочки, правда?
— Марисала, как ты?..
— Все в порядке. Ты же предупреждал меня, что рано или поздно это случится… Нет, со мной все нормально.
Марисала удивительно преобразилась — Сантьяго ее бы не узнал. На ней было простое летнее платье, и Лайам вдруг вспомнил, что уже несколько дней не видел на ней ни майки, ни шорт. Если быть точным, она отказалась от любимой одежды после того вечера на балу… После той первой ночи.
Теперь Лайам и Марисала проводили ночи в одной постели — и, будь на то их воля, не вылезали бы из нее целыми днями! Однако порой Марисала удивляла Лайама. Он никак не ожидал от нее такой робости, даже скованности в постели. Впрочем, это понятно, думал он: ведь до сих пор у нее был только один возлюбленный, да и тот — из Сан-Салюстиано. Видимо, Энрике требовал от нее полной пассивности.
Да какая разница! Главное — что Марисала его любит и согласна стать его женой! Он еще успеет научить ее всему, чего она не умеет. Ведь у них целая жизнь впереди!
— Хочешь, мы заведем другую собаку? — спросил Лайам, обнимая ее.
— Нет. Спасибо, не надо. — Марисала выскользнула из его объятий и пошла по лестнице наверх.
Странно, думал Лайам. Он никак не ожидал такой реакции от темпераментной, эмоциональной девушки. Прежняя Марисала разразилась бы слезами, ругаясь на чем свет стоит — новая смирилась с потерей без единого слова. Как будто ее подменили!
Марисала обернулась и улыбнулась ему. Лайам вдруг заметил, что глаза у нее подкрашены, а тщательно причесанные волосы убраны за уши.
— Я буду в спальне, — сказала она. — Мне нужно написать несколько писем.
Лайам молча смотрел, как она поднимается наверх, испытывая какую-то смутную грусть. Вот Марисала исчезла; захлопнулась дверь ее спальни, и вслед за тем раздались приглушенные звуки музыки. По крайней мере, в одном Марисала не изменилась: она по-прежнему любит зажигательные ритмы латиноамериканских радиостанций.
Лайам еще долго стоял посреди холла, не в силах избавиться от смутной тревоги. Что-то не так, но что?..
…Марисала держала в руках коробочку, обтянутую алым бархатом. Она догадывалась, что там внутри.
Обручальное кольцо.
Лайам молча наблюдал за ней; глаза его светились радостным ожиданием.
Марисала не хотела обручального кольца. Ей не нужно золото и бриллианты. Она не хочет носить на руке звено супружеских цепей — символ не только любви, но и несвободы.
