— А дерево имеет отношение к тебе — нерешительно продолжила Френсис — Я в бреду все время видела госпиталь… и Родни, и все это было ужасно. Дерево же казалось таким сильными надежным… Оно сохраняло во мне желание жить, удерживало меня в этом мире, потому что я знала: дерево — это ты.
— Понятно, — кивнул Саймон, внезапно побледнев.
Френсис подняла на него глаза:
— Понятно? О, Саймон, по-моему, я люблю тебя…
— Когда-нибудь я постараюсь это заслужить, — сказал он и нежно поцеловал ее в щеку. — Пойдем в дом, я приготовлю нам обоим что-нибудь поесть. Думаю, я тоже люблю тебя.
Все получилось очень прозаично. Никакой романтики. Зато это была настоящая жизнь.
Саймон оказался отличным поваром, и Френсис за обе щеки уплетала яичницу с беконом, которую он ей предложил, и фруктовый салат из тропических фруктов, включавших «плод страсти». Но это была единственная страсть в доме, думала девушка, удивляясь, что произошло с Саймоном. Прежде между ними не возникало в этом отношении никаких трудностей.
— Кстати, — вдруг спокойно сказал он, — Элспит вернулась с Килиманджаро. Она собирается замуж за барона в следующем месяце, и мы с тобой оба приглашены. — О, я сожалею, — вырвалось у, Френсис.
— Сожалеешь?
— Ну, — смутилась она, — ты же ее теряешь, ведь так?
— Не совсем. Она по-прежнему будет рядом. Клаус остается в Танзании и собирается помогать Элспит на кофейной плантации.
— Но это все равно не то же самое… Я понимаю, что не должна этого говорить, но тебе нет нужды притворяться. Я знаю, что ты часто проводил там ночи…
— Ты и сама провела там пару ночей.
— Да, но я ездила туда принимать ванну…
Саймон так громко расхохотался, что девушка вздрогнула.
— А для чего, как ты думаешь, я туда ездил?
— Ради Элспит…
— Фу, как подло! — произнес Саймон, не отрывая взгляда от ее лица.
Френсис вспыхнула, чувствуя себя совершенно пристыженной.
Саймон долго молчал, затем спросил:
— Ты намерена ревновать меня к каждой женщине, которую я когда-либо целовал? Тогда, милая, мне придется напомнить тебе о Родни. К тому же мало ли, чем ты тут занималась с Клаусом и с Марком, когда они приезжали в гости!
— Это подло! — вспыхнула девушка. — Уж тебе-то не о чем беспокоиться: я не могу так легко отдавать себя… первому встречному! А мужчины в случайных связях не видят ничего особенного…
— Очень подло! — покачал головой Саймон, пряча улыбку, и Френсис вдруг захотелось его обидеть — по-настоящему.
— Наверное, Элспит не была так уж сильно влюблена в тебя, раз собирается замуж за Клауса! — выкрикнула она, но, увидев, как изменилось выражение его лица, тут же прикусила губу. — Я имею в виду…
— Думаю, тебе лучше замолчать! Если хочешь знать, спал ли я с Элспит, — не спал! — медленно и ясно произнес Саймон. — Правда, не могу сказать того же о других женщинах…
— Уверена, что нет! — фыркнула она.
— …но все это было до того, как я встретил тебя, — невозмутимо закончил он.
Френсис отвернулась и тихо сказала:
— Тогда, в Найроби, я ничего для тебя не значила. Ты бы поступил со мной как с другими женщинами, а через пару дней выбросил бы воспоминания обо мне из головы. Ты просто хотел…
— Да, я хотел! — перебил ее Саймон. — Я собирался все устроить лучшим для себя образом, но ты была так растерянна и невинна, что я изменил свои планы! Зато теперь, когда ты моя законная жена, я намерен осуществить задуманное, как только ты перестанешь выглядеть как скелет… Так что можете помечтать об этом сегодня ночью, доктор Эббот!.. Перестань смеяться, женщина! Откуда мне было знать, что сделает со мной всего лишь один танец с незнакомкой?
— Я не смеюсь. Саймон, я так рада!
— Daktari. Daktari! — зазвучал на улице детский голосок.
Саймон неохотно поднялся из-за стола.
— Очень своевременно, — проворчал он. — Почему бы тебе не отдохнуть, пока я буду отсутствовать?
— Это наверняка за мной!
— Если так, я прогоню всех прочь!
Но Френсис уже ринулась открывать дверь. У порога стояла девочка со смышленым личиком, сияющим от возбуждения.
— Идем быстро, mama! Там скоро будет новый малыш!
Саймон тоже подошел к двери и оттеснил Френсис в сторону.
— Mama daktari еще плохо себя чувствует, — сказал он.
— Нет, со мной все в порядке, — возразила девушка. — Конечно, я пойду!
— Но ты еще не совсем поправилась! — Он был обеспокоен, словно маленький мальчик; наблюдающий, как кто-то играет с его драгоценной игрушкой, и уверенный, что ее сломают. — Тебе необходимо отдохнуть!
— Я отдохну, когда вернусь.
— Френ! — В голосе Саймона звучало такое отчаяние, что девушка с удивлением посмотрела на него. — Ты только что перенесла лихорадку. Ты же врач! Неужели не можешь реально оценить свои силы?
— По-моему, я крепче, чем выгляжу, — ответила она, невозмутимо встретив его взгляд;— Я тебе уже не раз об этом говорила.
— Я иду с тобой! — заявил он.
Френсис постаралась не выдать ликования, которое теплой волной затопило сердце.
— Ты можешь нести мою сумку, — великодушно разрешила она.
— Большое спасибо, — с искренней благодарностью сказал он.
Всю дорогу негритянская девочка рассказывала им о каждом члене своей семьи и о лучшем способе добраться до ее деревни, расположенной на некотором удалении от Нгуи. Саймон вел «лендровер», девочка сидела рядом с ним. Френсис устроилась на заднем сиденье, откуда она могла смотреть на Саймона, и ей это нравилось. Еще она думала о том, что поездка пришлась как нельзя кстати: теперь можно будет доказать Саймону, что она совсем не такая слабая, чтобы ее нельзя было поцеловать. Правда, если, не дай бог, обнаружится, что она на самом деле еще не так крепка, как думает, тогда ей вновь придется провести ночь в одиночестве.
В деревне было всего три хижины. Девочка провела их к той, что стояла в центре, и протиснулась мимо старой женщины, сидевшей у входа и не пропускавшей никого внутрь, В ушах старухи висели огромные металлические серьги, оттягивая мочки, на лице был нарисован какой-то племенной знак, щеки запали, видимо из-за отсутствия зубов, придавая ей мрачный и злобный вид: Френсис улыбнулась старухе. И та, пристальнее вглядевшись в девушку, внезапно засмеялась:
— Айе, daktari!
Девочка выбежала из хижины:
— Входите, daktari, входите! Вы нужны моей маме!
Внутри оказалось очень темно. Небольшой очаг потрескивал и чадил, на нем булькала кастрюля с водой, рядом на корточках сидела женщина, тыкая и пламя обугленной длинной палкой. Она кивнула, указывая в темноту позади себя.
