– Дом замечательный. Мне он очень нравится.
Она повернулась снова к нему, погладила его щеку.
– И ты замечательный. Я так тебя люблю. – Она крепко прижалась к нему. – Я так тебя люблю. Никогда не забывай об этом.
– Конечно, не смогу забыть. Тем более рассчитываю слышать это от тебя каждый день сорок или пятьдесят лет.
– Нид, возьми меня, прямо здесь, сейчас. – Она снова крепко прижалась к нему.
– До еды или после? – спросил он, пытаясь шуткой скрыть свою тревогу.
– До, в течение и после. Весь день и всю ночь.
– Не знаю, смогу ли я так долго, но я попытаюсь.
Он взял плед и разложил его на гладком плоском камне. Они быстро разделись.
Кейт хотелось целовать, трогать, ласкать каждый сантиметр его тела, чтобы память о нем осталась в ее пальцах, губах, глазах. Он старался любить ее очень нежно и осторожно, но она испытывала такое отчаяние, что своими действиями быстро привела его к грубости дикой страсти. Кейт не обращала внимания на то, что жесткий камень, на котором она лежала, впивался ей в плечо и спину. Она требовала от него грубости и ярости, чтобы навсегда запомнить ощущение его в ней.
Когда все было кончено, она сидела, прижавшись к нему, и беззвучно плакала. Он гладил ее волосы и тихо шептал:
– Кейти, дорогая, ну что происходит с тобой?
Она покачала головой.
– Я так люблю тебя, Нид. Мне кажется, что я даже могу умереть от того, как сильно я люблю тебя и как я счастлива от этого. И от той сладкой боли, которую я испытываю. Я знаю, что тебе это кажется бессмыслицей, но это правда.
– Почему, я не считаю это бессмыслицей. Я чувствую то же самое. Мне иногда кажется, что у меня лопнет сердце, а сам я взорвусь на миллион кусков, так я люблю тебя. У меня такого никогда еще не было. Ты меня околдовала.
Еще долго они сидели, держа друг друга за руки. Затем неохотно встали и оделись. Они съели приготовленный ею обед и поехали на пастбище, где Нид стал проверять свой скот и ограду, а Кейт пыталась навсегда запомнить холм, каждую деталь местности, каждый куст.
Ближе к вечеру, после того, как они расседлали лошадей и отвели их на конюшню, Кейт подошла к Старлайт, обняла ее шею и молча попрощалась с ней. Ей страшно хотелось еще раз пройтись по дому в последний раз, но она запретила себе делать это. Взявшись за руки, они пошли к бару. Кейт неотступно преследовала мысль о том, что она делает это в последний раз.
– Что ты скажешь, если мы сегодня наденем что-нибудь получше и пойдем ужинать куда-нибудь в другое место? – спросил Нид, когда они вошли в бар.
– Отлично.
– Ты первая пойдешь под душ или я?
– Мы можем пойти в душ вместе.
Он нахмурился.
– Лучше по одному.
Удивленная его отказом, она спросила:
– Почему же? У тебя нет ни одного места на теле, которое бы я уже не посмотрела. Я теперь знаю все твои достоинства.
– А это? – он похлопал по своей повязке над глазом.
– Нид Чишолм! Неужели ты думаешь, что на меня твой больной глаз может произвести какое-то впечатление. Я не такая уж пустоголовая девица, чтобы на меня могло подействовать небольшое отклонение во внешности человека.
– Не небольшое. Рана выглядит ужасной.
– Ужасной? Ты не знаешь тогда, что такое ужасная рана. Работая в больнице, я видела такие раны и такие травмы, что, посмотрев на них, ты был бы готов целовать землю, радуясь, что отделался так легко.
Она шлепнула его и добавила:
– Сейчас же снимай одежду и забирайся под душ.
– Да, мэм.
Он снял шляпу и потянулся к ремню.
Вскоре они были уже без одежды. Но Нид все еще не снимал своей повязки. Кейт было потянулась к ней, но он схватил ее за руку. Что же сделать, чтобы убедить его? Вдруг ей в голову пришла одна мысль, и она улыбнулась.
– Если ты откроешь свой глаз, то я тоже раскрою тебе одну тайну.
– Какую?
– Секрет.
Затем она наклонила голову. Сняла свои коричневые контактные линзы и посмотрела на него.
– Смотри.
– Что за черт.
Он внимательно всматривался в ее глаза.
– Они же у тебя голубые.
– Да, теперь ты меня любишь меньше?
– Конечно, нет. Но почему ты носишь коричневые контактные линзы?
Она пожала плечами.
– Потому что. Теперь снимай свою дурацкую повязку и залезай под душ.
Она повернулась и вошла в ванную комнату.
Через несколько минут появился и он, без повязки. Но все-таки было видно, что ему крайне не по себе, и он старался все время поворачиваться к ней только одним боком со здоровым глазом. Она решила, что это у него не пройдет.
Обхватив его лицо руками, она повернула его голову и стала внимательно изучать его рану. Ей было больно за те страдания, которые он переносил, но она старалась, чтобы на лице у нее не отразилось ничего. Она встала на цыпочки и поцеловала шрам на его ране.
– Нид, я люблю тебя всего целиком.
– Моя хорошая Кейт, – сказал он и крепко прижал ее к себе. – Боже мой, как я тебя люблю.
Их душ длился долго, очень долго.
– Доброе утро, соня, – Нид чуть-чуть прикусил щеку Кейт, а затем нежно поцеловал ее. От него пахнуло запахом кофе.
Она потянулась, обхватила его шею руками.
– Уже утро?
– Да, мы вчера мало спали. Так что если хочешь, подремли еще, а мне надо идти на стройку.
– Надо идти?
Она потерлась своим носом о его нос.
– Да. Я с большим удовольствием остался бы здесь с тобой, но надо работать. Ты придешь посмотреть, как будут обклеивать обоями?
Она помедлила, не желая лгать.
– Может быть.
Он поцеловал ее.
– До встречи.
Кейт посмотрела, как он направился к двери, сердце у нее сжалось, и в горле появился комок.
– Нид!
Он остановился в дверях и обернулся.
– Я люблю тебя, – сказала она хриплым голосом.
Он улыбнулся и нежно сказал:
– Я тоже люблю тебя, Кейти.
Когда она услышала, как за ним затворилась дверь, Кейт встала. Сжав зубы и решительно приказав себе не плакать, она заправила кровать и оделась. Она выпила стакан молока, затем упаковала все, что у нее было, в два желтых пакета, оставшихся от покупок в магазине. Затем позвонила Инез и попросила ее поработать до конца недели вместо себя – Клифф и Инез так или иначе собирались выходить на работу с понедельника. Затем она в последний раз прошлась по бару.
Она провела пальцами по поверхности стойки, вспоминая обо всем, что с ней здесь произошло. То, как она первый раз увидела Нида, ту ночь, когда бар «Запасной козырь» превратился в «Chez Асе». То, как Ида готовила гамбургеры, день выборов. Стелла и Эд, Инез, Карли, Эвилин и Сара. И всегда Нид.
Самое трудное она решила сделать в последнюю очередь. Теперь время пришло. Записка.
Она давно уже придумала, что написать, и повторяла эти слова сотни раз. В конце концов, все содержание записки свелось у нее к нескольким простым предложениям. Что ей очень жаль, но она должна уехать. Она не может объяснить, почему. Что она не вернется назад, что она его очень любит.
