— Я должен знать, — сказал он, наклонившись к Ленни. — Ты понимаешь?
— Да.
Отпустив руку матери, она подошла к окну. Внизу сверкал черной эмалью автомобиль Стэнли. Она вспомнила, как он стоял, запрокинув голову, глядя на ее окно, и как говорил, что ждал обещания и розу. Рыдания перехватили горло.
Почти беззвучно она сказала:
— Нам никогда не удастся доказать это, не удастся убедить себя.
— А ты можешь позволить себе пойти на риск? — Его голос был так же тих, как ее.
— Я знаю мою маму.
— А я знаю лишь женщину, которая спала с моим отцом, потому что он напоминал ей собственного мужа.
— Мне очень жаль, — прошептала Розмэри.
— Не сомневаюсь, — сказал он с подчеркнутой вежливостью. — Но не так, как Ленни и мне. Ничего не получится. Я ухожу.
Ленни зажмурила глаза, чтобы не видеть его уход.
Когда хлопнула дверь, Розмэри провела дрожащей рукой по лицу и сказала:
— О господи! Ленни, я бы хотела, я хотела…
— Не нужно.
Он наведет справки, подумала Ленни с дикой, безумной надеждой. Он найдет выход. Но она не могла не понимать, что шансы отыскать нужную информацию после тридцати лет почти нереальны, Стэнли никогда не вернется, и она должна будет всю оставшуюся жизнь оплакивать свою несчастную любовь. Если только…
Так как эти два слова были самыми бесполезными в языке, она сказала:
— Не знаю, как ты, а я ужасно хочу чаю.
— Ленни…
— Все в порядке, мама.
— Если бы… — Мать посмотрела на свои руки, два кольца Билла: одно — подарок в день помолвки, другое — свадебное переливались в лучах солнца. — Ты была зачата, когда твой отец сумел преодолеть депрессию, и мы оба отчаянно хотели ребенка. Несколько недель спустя ему стало хуже, и он умер у меня на руках. — Она горестно вздохнула. — Все было кончено.
— О мама…
Но Розмэри выпрямила спину.
— Хотя мы не могли знать точно, но мы оба были уверены, что я беременна. Истон был так счастлив, просто ликовал. — Она взглянула на Ленни. — Я никогда не понимала изречение Библии о том, что дети расплачиваются за грехи родителей. Теперь поняла. Я не могу ничего изменить из того, что сделала в те годы, но могу поклясться тебе, что ты не дочь Дейва Дайвера.
Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять, о чем Розмэри думает. Ленни присела рядом с ней и крепко обняла.
— Не нужно говорить так! — сказала она. — Кто я такая, чтобы осуждать тебя? Мы все делаем ошибки, но я уверена, что ты самая лучшая мать на свете!
Губы Розмэри дрогнули.
— Ты веришь мне, девочка?
Ленни провела рукой по щеке матери.
— Да, — сказала она просто. — Я верю тебе. Не припомню, чтобы ты обманывала меня.
— Хотя я не говорила тебе всю правду, — проговорила Розмэри с горечью. — О господи! Если бы я могла начать свою жизнь сначала, то многое бы сделала по-другому.
— Но ведь не все, мама? Не плачь, моя милая, а то я тоже начну плакать, и мы утонем в слезах.
Позже, уже после того как они выпили чаю, Ленни спросила:
— Когда Стэнли позвонил тебе?
Розмэри ответила всепонимающим взглядом.
— Вчера вечером. Он сказал, что я необходима тебе и будет лучше, если я вылечу первым рейсом.
— Билл знает?
— О Дейве и обо мне? Конечно. Я рассказала ему еще тогда, когда он сделал мне предложение. Он понял. Мне едва удалось отговорить его ехать со мной, хотя он защитил бы меня, потому что верит мне. Он просил меня позвонить. — Ее глаза наполнились слезами, но она твердо заявила: — Будет лучше, если я сделаю это сейчас.
Ленни пошла в ванную и умыла лицо, пока ее мать разговаривала по телефону.
— Он настаивает, чтобы ты приехала и пожила с нами, — сказала она, когда Ленни вернулась. — И я с ним согласна.
— Я не могу так сразу, мама. Мне нужно еще сделать массу дел до отъезда в Австралию.
— Стэнли вернется? — спросила Розмэри.
— Если сможет убедиться, что ты и его отец не могли спать вместе за девять месяцев до моего рождения, то возможно. — Ленни говорила спокойно, почти без волнения.
Розмэри прикрыла глаза, помолчала секунду, затем произнесла с сожалением:
— Ты любишь его.
— Я переживу это.
Но хотя слова, казалось, с легкостью слетели с ее губ, они словно прорвали плотину, и она разрыдалась. Слезы градом потекли по ее щекам. Розмэри, обняв ее за плечи, гладила дочь по спине, пока приступ не прошел. Ленни почувствовала в душе полную опустошенность.
Розмэри сказала:
— Ты справишься с этим. Это долго будет терзать тебя, и другая любовь никогда не будет такой же, но время хороший доктор. Я люблю Билла так же сильно, как любила твоего отца, но по-другому. И, дорогая, хотя тебе сейчас так тяжело, но я рада, что Стэнли разбудил твои чувства, пробудил тебя от сна. Я боялась, что ты останешься замурованной в своей башне навсегда, в страхе, что другой мужчина обидит тебя. Не сдавайся. Любовь никогда не бывает напрасной, нужно только помнить, что страдание и боль — ее неизбежные спутники.
Потянулись ужасные дни. Ленни цеплялась за слова матери, вспоминая их посреди ночи, когда не могла спать. Они с матерью пили чай и разговаривали о чем угодно, но только не о Стэнли Дайвере. Спустя неделю мать уехала домой. Ленни недоставало ее ненавязчивой поддержки, она заставила себя вернуться к привычной жизни: навещала друзей, развлекалась, позволяла другим развлекать себя, много работала — до темных кругов под глазами. Ночью она как сомнамбула бродила по квартире, пока в изнеможении не падала на постель, чтобы забыться тяжелым сном.
Однажды днем позвонила Жаклин.
— Все готово, мы с Сомсом подписали бумаги. Можем пообедать вместе, выпить шампанского и отпраздновать!
Инстинктивно Ленни воскликнула:
— О нет, только не обед!
— Хорошо, — настаивала Жаклин. — Тогда ленч завтра?
Ленни колебалась, но, конечно, Стэнли не будет присутствовать.
— Это будет чудесно, — согласилась она. — Спасибо.
Жаклин умела отогнать неприятности и сделать из любого случая праздник. У нее был отличный вкус, особенно когда дело касалось вин. Они пили прекрасное французское шампанское, к которому Ленни едва прикоснулась. Она была полна мыслей о предстоящем отъезде, и горький комок, стоявший в горле, мешал ей наслаждаться первоклассной едой.
Ближе к концу ленча Жаклин как бы между прочим заметила:
— Вы тоже согласны со Стэнли, что у меня в голове ничего нет, кроме денег?
Ленни удивленно подняла глаза.
— Нет, я видела, как вы смотрите на Сомса.
Жаклин покраснела.
— Спасибо, — сказала она, чуть смутившись, искоса взглянула на Ленни, затем продолжила: — Мне следует извиниться. Когда мне рассказали, что Стэнли завтракал с какой-то особой, должно быть, сводной сестрой, я узнала, кто вы, и предложила вам проект дома просто для приманки. Я хотела смутить Стэнли вероломством отца, вот почему затеяла эту прогулку на яхте. Я не думала о ваших чувствах и потом сама чувствовала себя мерзко, особенно когда узнала, что вы вовсе не дочь Дейва Дайвера. А когда вы показали мне план, я поняла, что именно вы получите эту работу. Я поступила ужасно, простите.
