А у Наташи становилось все больше солидных заказчиц. К примеру, главврач городской поликлиники Зоя Ивановна, интересная дама, любила одеться с иголочки, со вкусом. Ведь она и в Горздраве бывает, и в область по делам ездить приходится. Конечно, она покупала самые элегантные наряды. Но ведь все надо подогнать по фигуре! Только Наташа могла ей угодить.
Зоя Ивановна — женщина занятая и в городе известная. Несолидно ей бегать по портнихам. Она принимала Наташу в своем кабинете. Наташа входила, изящно ступая, словно пришла не обслужить, а получить завоеванный приз. Носик вверх, локотки отведены, спинка прямая. Залюбуешься. Девушка с амбициями, но смышленая, взгляд у нее свежий, незамыленный. Нравилась она врачихе.
Зоя Ивановна готовилась к заседанию городского собрания. Надо соответствовать высокому уровню всем своим внешним видом. С годами все труднее выдерживать стиль. Излишне молодиться уже смешно, а в старухи записываться еще рано.
— Наталечка, спинка не тянет, нет? — заказчица крутила головой, охорашивалась перед зеркалом.
— Нет, Зоечка Ивановна, не тянет. Сидит как влитое. С вашей-то фигурой, Зоя Ивановна, вы там всех очаруете. Поверьте, — убедительно сказала Наташа.
— Да, пожалуй, все славно. Ну, умница. С меня как обычно?
Наташа царственно кивнула и быстро убрала протянутые деньги.
— А теперь, девочка, давай тобой займемся. Послушай меня. По-моему тебе пора заглянуть к Наиле Ахатовне, гинекологу. Ты сама-то не чувствуешь, что беременна? У нее рука легкая. Пойдем?
— А что, уже заметно?
— Ну, от опытного взгляда не скроешься. Немного на лице изменения. В общем, что впустую говорить! Я вижу — и все. Чем раньше начнешь наблюдаться, тем лучше. Ну что тебе объяснять? Ты ведь умненькая девочка. Пойдем?
— Пойдемте! — согласилась Наташа.
Все, конечно, подтвердилось. Татарочка Наиля Ахатовна торжественно объявила Наташе о свершившемся. Новый человечек уже жил одной жизнью со своей молодой мамочкой.
— Танцы придется прекратить. Тяжести не поднимать. Мужа любить с осторожностью. Анализы срочно сдать, — кратко отрекомендовала гинекологиня, снимая резиновые перчатки. — Как только что-то побеспокоит — бегом ко мне. Я, конечно, фигурально выражаюсь. Бегать не надо. Беременная женщина должна плыть лебедушкой!
Почему-то вначале Наташа сказала о своей беременности маме, а не мужу. Мать счастливо улыбнулась, обняла ее:
— Вот ты и женщиной настоящей стала. Все будет хорошо. Я тебя всему обучу. Все вместе вырастим маленького. А сейчас я на рынок побежала. Курятины куплю, говядины, фруктов, меда. Тебе теперь за двоих есть надо.
Анна Андреевна была завсегдатаем всяких городских торговых точек. Добытчица знатная. Как и в любом деле, здесь была своя стратегия. Вся семья, поглощенная своими делами, привыкла брать продукты в холодильнике или садиться за накрытый стол. А ведь все надлежало правильно выбрать, приобрести, доставить, приготовить, сохранить. Но Анна Андреевна не роптала. Ей нравилось вести домашнее хозяйство и ощущать себя необходимой.
Любовь Наташи и Юры дала свой росток, словно деревце. И дети обычно рождаются на свет, не зная, что их ждет. Как-то Наташа читала про таких австралийских кенгуру, кажется, валлаби называются, так у них зародыши рассасываются, если у самки не все в порядке с условиями жизни. К примеру, корма ей не хватает. Засуха, например, случилась. Но о плохом лучше не думать, когда носишь под сердцем малыша! Маленький комочек, ее и Юрин ребенок уже рос, и тихая радость плескалась внутри.
Шить, конечно, Наташа не перестала. Строчила по-прежнему на электрической машинке. Танцы пришлось на время оставить. Тяжести ей носить не приходилось. А уж мужа она любила, как могла.
По всем известным женским приметам должна была родиться девочка. Но в положенный срок появился мальчик. Слабенький, плаксивый. Спал плохо. Видно, судьба решила: пора испытать молодую семью.
Пригодилась сберкнижка Ильи Семеновича. Купили все, что нужно. Приобрели, нашили, навязали с мамой в четыре руки.
Мальчика назвали Антоном. Радовались прибавлению семейства всей родней. А Антон Юрьевич словно и не рад был, что родился на белый свет. Куксился, хворал, ночами беспокоил.
А вскоре наступила пора испытаний для многих жителей в городке. Совсем закрылся механический завод, и полностью свернула работу фабрика хлопчатобумажного трикотажа.
Первым изменения ощутил, как ни странно, Юра. Люди совсем перестали делать фотографии. Изредка забегали за крохотными снимками для документов. Да и до того ли было? И в газете снимки требовались все реже. Там в основном печатались платные объявления самого разного свойства — реклама, продажа, покупка, услуги. Все прикидывали, как заработать на жизнь. Газетная площадь стоит немалых денег, и фотоэтюды на ней размещать невыгодно.
— Ничего, все образуется, — говаривал Илья Семенович. — Какая же власть допустит, чтоб рабочий человек без дела остался! Это временно. Скоро запустят фабрику. Реконструируют и запустят. А там и завод, глядишь, заработает.
По телевизору и радио политики говорили о грандиозных рыночных реформах, об обновлении всей страны, но как и в какие сроки все нормализуется — не уточняли. Видно, говорящие и сами плохо себе представляли. Лозунги, призывы, демагогия. Хваленая демократия получалась пока с чудовищными перекосами. Расслоение общества набирало обороты по всей стране.
Наташа тогда опять жила вне времени, но уже из-за сына.
День — ночь; ночь — день. Дом — поликлиника. Кормление — стирка. Будильник на столе. Тревожный сон урывками.
Мать и дочь понимали друг друга без слов, боролись за своего Антошеньку, не допуская мысли о плохом. Мужчины были на подхвате. Режим жизни в доме диктовал маленький неокрепший человечек, и чем-то ему этот мир пока не нравился.
Хоть время и было щедро на неприятности, но Илья Семенович не унывал. Его бригада освоила все виды самых сложных ремонтных работ. Теперь они брались за все, что заказчикам было угодно. Отец всегда шутил, подбадривал своих домочадцев. Денег благодаря ему хватало, хотя безжалостная зверюга — инфляция клацала своими зубами. Цены постоянно росли.
С Юрой же происходили странные изменения. Он замкнулся, стал молчалив, но упорно посылал свои постановочные снимки на конкурсы в какие-то столичные журналы. Видимо, втайне он мечтал о том, что его заметят и пригласят на работу в солидное издание или студию в большом городе. Он не оставлял надежду стать профессиональным фотографом. В их городке это было практически невозможно, но Наташе некогда было его переубеждать и разглагольствовать с ним на эту тему.
