Я уже заношу палец над приложением, как тут внутри шатра раздается грохот.
БА-БАХ!
Звон бокалов, тарелок, крики испуганных людей.
Боже, что же там случилось?
Я влетаю обратно еще быстрее, чем покинула торжество. Прямо посередине зала — раскуроченный стол с нежно-голубой скатертью, а вся посуда и содержимое подносов на полу. Но что ужасает по-настоящему, так это клубок из двух сплетенных мужчин, пытающихся, похоже, убить друг друга.
Крохотная Царек кричит что есть сил:
— А ну, вы оба, прекратите!
Миша уже несется разнимать Даниила и Костю — а это именно они, — которые успели сцепиться за ту минуту, что меня не было. Еще один друг жениха оттаскивает Константина, Миша же хватается за Даниила.
Соколов тяжело дышит, но не отрывает взгляда от соперника. Костя сплевывает кровью.
Кто-то нежно берет меня за руку, и я не сразу осознаю, что это Настя Рудакова.
— Что тут случилось, Маш? — спрашивает напуганная подруга.
— Сама не знаю.
И это правда. Как можно было так сильно и так быстро повздорить? Даже я удержалась от того, чтобы врезать Соколову в красивое лицо.
Правой рукой мужчина баюкает левую — ту самую, на которой татуировка. Так ему и надо.
Поймав мой взгляд, Миша кивает на Даниила, дескать, помогай. Мне не остается ничего другого, как последовать за ними. Соколов идет сам, но Миша крепко его держит — видимо, на случай, если тот решит удрать.
Мы идем за кулисы сцены, на которой еще совсем недавно радостные молодожены показывали слайд-шоу о своих совместных годах. Гости поднимали тосты за счастье Насти и Миши, и никто не мог подумать, что совсем скоро случится непоправимое.
Настин теперь уже муж буквально заставляет Соколова опуститься на стул и вручает ему воду. Тот молча принимает бутылку правой рукой, отбрасывает крышечку в сторону и принимается жадно пить.
— Мужик, что случилось? — спрашивает Миша. В его голосе ни капли злости, хотя я на его месте не была бы такой спокойной.
Даниил отрывается от горлышка, вытирает рот тыльной стороной ладони и не глядя кивает в мою сторону.
— Пусть Маша выйдет.
Тут уж я не могу удержаться:
— Машаникуда не выйдет! Как ты вообще посмел?! Настя к тебе — со всей душой. А ты мало того что явился хрен знает во сколько, так еще и испортил ей праздник!
— Воу-воу. — Миша кладет руку мне на плечо, пытаясь успокоить. — Остынь. Я уверен, у Даниила были свои причины.
Так они еще, оказывается, знакомы? Просто прекрасно.
— Пусть Маша выйдет, — как попугай повторяет Соколов — даром, что ли, птичья фамилия?
Я распаляюсь еще сильнее — у меня разве что дым из ушей не валит.
— Маша останется здесь, — внезапно вступается за меня Миша, — а ты, приятель, расскажешь, что за цирк вы тут устроили?
— Спроси у своего дружка, — плюет Даниил.
Я вижу, что он едва заметно морщится — неужели действительно серьезно поранился? Но быстро заталкиваю любое проявление жалости куда подальше. Этот урод заслужил и не такое. Не только за сегодня, а вообще за все, что сделал.
— Это я обязательно сделаю, — кивает Миша. — Интересно послушать твою версию.
— Пускай…
Но Настин муж не дает ему закончить:
— Я тебе уже сказал, Маша останется здесь. Не спорь и скажи, что случилось.
— Эта мразь трепалась своему другу о том, что девчонки, которые раньше были замухрышками, легко спускают трусики перед первым встречным, что назовет ее красивой.
Боже, если это правда…
Но я тут же одергиваю себя. С чего бы это я вдруг поверила Соколову?
Неожиданно я почувствовала, как у меня из-под ног уходит почва. Только не это…
Мир на мгновение меркнет, и тело как будто лишается костей. Я хочу что-то сказать, но мысли путаются, поэтому я не успеваю.
— Черт, Гаврилина, — раздается раздраженный голос над ухом.
Я собираюсь спросить: «Что, тяжелая?» — но потом вспоминаю, что уже давно не тяжелая, тем более для такого здорового парня.
— Убери клешни, — мямлю я. Вслух, наверное, получается что-то неразборчивое, потому что я все еще ощущаю, что меня кто-то держит.
— Я предупреждал, — доносится до меня недовольный голос Даниила.
Значит, это все-таки он.
— Блин, брат, я не знал, — отвечает Миша.
На стул, где еще совсем недавно сидел Соколов, теперь сажают меня. Я с трудом могу держать свое тело вертикально, поэтому кто-то все еще крепко держит меня за плечо.
— Пей.
Мне протягивают знакомую полупустую бутылку, и я мотаю головой.
— Что? — не понимает Соколов.
— Твои мерзкие слюни, — я с трудом нахожу в себе силы для ответа.
— И чем это мои слюни мерзкие? — по-детски возмущается бывший одноклассник.
Когда я открываю глаза, Миши в поле зрения уже нет.
— Пошел за Настей, — объясняет Даниил, уже не пытаясь всучить мне бутылку. — Ты как?
— Без тебя буду лучше.
— Маша, может, прекратишь?
— Я упала в обморок из-за тебя, — огрызаюсь я. — Что я должна прекратить?
Слабость во всем теле никуда не уходит, и мне правда хочется пить. Пересилив себя, я молча отнимаю у Соколова воду под его громкое хмыканье.
— А как же мои мерзкие слюни?
— Заткнись, — выдыхаю я, на мгновение оторвавшись от бутылки.
— В лагере мы говорили, что, кто пьет из одной бутылки, тот поцеловался.
— Пошел ты, Соколов…
Я слышу, как его грудь мелко трясется от смеха.
Подбегает запыхавшаяся Настя. В пышном белом платье, с чуть растрепавшимися волосами. Она наконец скинула туфли, на которые жаловалась весь вечер.
— Настя, прости, пожалуйста, — хриплю я. — Я худшая подруга, которую только можно придумать…
— Прекрати так говорить! — Царек опускается передо мной на колени, и объемная юбка волнами ложится на пол. — Это у Миши, оказалось, не все друзья достойные. Но он эту проблему уже решил.
Я не хочу спрашивать, как именно решил. Надеюсь, сразу после свадьбы нас не ждут похороны.
— Я, пожалуй, пойду, — говорит Даниил.
Я уже успела про него подзабыть, и его голос будто вновь будит во мне вихрь эмоций. Он что, получается, подрался с этим придурком из-за меня?
Бред какой-то.
Даниил Соколов, которого я знала, присоединился бы к насмешкам. Даже не так — он, в отличие от некоторых, предпочитал смеяться, глядя мне прямо в глаза. Может, он был моральным уродом, но точно не трусом.
— Маш, тебе что-нибудь принести? — спрашивает Настя. — Ты вообще как?
Я машу рукой в воздухе, показывая, что все в порядке.
— Мне все равно очень жаль, — снова пытаюсь извиниться я.
Настя берет меня за руку и крепко ее сжимает.
— Нет, это мне жаль, Маша. Я не должна была допустить такого.
— И как ты бы ему помешала?
— Не знаю, — пожимает плечами Настя, — но что-нибудь придумала бы.
Мне стыдно за то, что Соколов видит меня такой. Уязвимой, слабой. Я весь прошлый месяц представляла себе, как он будет лобызать мои пятки, а в итоге мы оба снова влипли в историю.
— Ты не против, если я поеду домой? — спрашиваю я.
— Конечно, не вопрос. — Настя поворачивается к Даниилу. — Дань, поможешь Маше вызвать такси?
Я хочу возразить, но у меня снова нет сил, поэтому я позволяю Соколову взять меня за талию. Сейчас не до нашей ненависти.
Когда мы оказываемся на свежем воздухе, я позволяю себе вдохнуть полной грудью и только затем лезу за телефоном. Изображение батарейки в углу экрана уже не просто красное — оно просто исчезло.
— Блин, сел.
Тогда я поднимаю глаза на Соколова. У него в руках мои туфли, и выглядит это одновременно странно и… сексуально. Между бровями пролегла неглубокая складка, говорящая о том, что мужчина задумался.
— Что ж, Гаврилина, ты извини, но непонятно к кому в машину я тебя без телефона не посажу, — заявляет Даниил.
Этот вечер становится все чудесатее и чудесатее!
Я фыркаю.
— И с каких это пор тебя волнует моя безопасность?
