Без особого энтузиазма палец Гали защёлкал по экрану смартфона.
— Лесогорска? — переспросила я. — Название незнакомое.
— Да ты и о фамилии своей так говорила, — прыснула Даша.
— Во-во. И я о том же, — поддержала её Галина, не отрывая глаз от экрана и пролистывая ленту.
Минут через пять она выдала:
— Никакого Иванцова Максима нет, по крайней мере, среди докторов. Можно, конечно, поискать в соцсетях, но это дохлый номер. Мне кажется, среди них Марининого мужа мы не обнаружим.
Умом я понимала, что Даша права, но сердце верить не хотело. Разве могла бы я помнить людей, которых не существует? Разве могла любить их? Если бы я могла вспомнить номер телефона Максима — единственный номер, который я знала наизусть, все проблемы разрешились бы. Вот только память запрятала его в свои глубины и не спешила отдавать.
— Мне нужны бумага и ручка, — я окинула палату взглядом. — Я как-то читала об одном методе пробуждения воспоминаний. Конечно, он странный.
Я достала из косметички тетрадный листок, в который были завёрнуты деньги. Ручку мне дала бабушка Вилена. Я положила лист на тумбочку и сжала ручку до боли в пальцах. Нужно просто закрыть глаза и отключить сознание. Рука напишет номер сама, нужно только верить. Я подумала о Максиме, его серо-зелёных глазах, в которых всегда светилось обожание, его улыбке, открытой и немного мальчишеской. Выпадаю из реальности, оказавшись на мгновение в его тёплых объятьях, ощущая его родной запах. А потом, когда я вернулась в действительность, больше похожую на страшный сон, передо мной лежал тетрадный листок с коряво выведенными цифрами. Но это определённо был телефонный номер.
— А вы не верили, — торжествуя, произнесла я.
— Я не поняла, она сейчас собирается рандомному человеку звонить? — удивилась Галя, а Даша пожала плечами.
Я радовалась, как ребёнок, что получилось обмануть память. Лишь бы не обмануться самой. Протяжные гудки подтверждали, что такой номер в природе как минимум существует. Вот только на вызов не спешили отвечать. Наконец я услышала голос. Его голос. Уставший, убитый, но такой родной. Сердце болезненно сжалось и на секунду замерло.
— Максим? — я предпочла удостовериться, хотя знала, что это он.
— Да. Слушаю.
Не желая разговаривать при посторонних, я вылетела пулей из палаты, случайно скинув чьё-то полотенце со спинки кровати. В коридоре прижалась спиной к стене, боясь, что ноги меня не удержат, и затараторила в трубку:
— Максим, это я, Марина. Здесь очень плохая связь. Звонок может сорваться в любой момент. Забери меня отсюда, пожалуйста! Я больше не могу здесь оставаться. Я хочу домой. Я так соскучилась по вас, а вы меня не навещаете, — я не сдержалась и зарыдала.
— Девушка, это плохая шутка, — даже не пытаясь скрыть раздражение, почти зло произнёс он.
— Максим! Это же я. Я не пойму, что происходит.
Связь прервалась или он сам нажал отбой, я так и не поняла. Но теперь, когда я услышала его голос, сдаваться не собиралась. Как заведённая набирала номер снова и снова, но телефон отвечал лишь короткими гудками. Зато теперь я знала, что не сошла с ума. Максим действительно существует, как бы ни пытались убедить меня в обратном. Завтра позвоню ему и постараюсь всё объяснить без слёз и нервов. Может быть, у него был сложный день, а из-за моих рыданий в трубку он не понял, кто ему звонит.
Было видно, что соседи по палате ждали моего возвращения, и теперь ловили каждое нечаянное движение, силясь понять, чем увенчалась моя попытка. Они были в замешательстве: на моём зарёванном лице блуждала блаженная улыбка. А они явно были настроены увидеть совсем другое. К моей радости, терзать меня расспросами не стали, и я устроилась на кровати лицом к стене, прячась от любопытных глаз. В груди разливалось приятное тепло: я слышала его голос. Теперь у меня появилась уверенность, что странным вещам, произошедшим со мной, скоро найдётся объяснение, и я окажусь дома с семьёй.
На следующий день я опять позвонила ему. Только тяжёлый вздох свидетельствовал о том, что трубку подняли.
— Максим?
Молчание.
— Максим.
Молчание.
— Я знаю, что ты меня слышишь. Я не могу понять, что происходит. Почему ты так себя ведёшь? Забери меня.
То, что я услышала, на миг выбило меня из колеи, а от его голоса, глухого и надломленного, по коже побежали мурашки.
— Девушка, кто вы? Какие у вас мотивы? Забудьте мой номер, я прошу вас, — он сбросил вызов, оставив меня в полной растерянности.
Я набрала номер снова. Трубку взяли. И на меня тут же обрушился шквал ругательств. Молодой женский голос костерил меня на чём свет стоит:
— Ты думаешь, что это смешно? Или ты мстишь ему за что-то? Хватит издеваться! Прекрати названивать сюда, — единственные цензурные фразы, прозвучавшие в потоке брани.
За грудиной запекло, я медленно съехала по стенке на пол. Уткнув голову в колени и запустив пальцы в волосы, я разревелась в голос. Что со мной не так? Любимый мужчина не узнает меня и даже слышать не хочет. Чужие люди навещают и считают родственницей. Либо я сошла с ума, либо весь мир.
Я вернулась в палату, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Слёзы уже не текли, в груди предвкушение уступило место опустошённости, а в голове суматошно метались мысли вспугнутыми птицами.
За всё время Максим не навестил меня ни разу. На него это не похоже. Он примчался бы, как только я пришла я в себя. В том, что я слышала по телефону именно его голос, я была уверена на сто процентов. Вот только он почему-то вёл себя так, будто я ему чужая и общался с нескрываемым раздражением. Почему? Почему он так со мной? Я не могла придумать никакого объяснения его поведению. Такого просто не могло случиться ни при каких обстоятельствах. Даже если бы началось землетрясение, смерч или наводнение, он приехал бы ко мне.
Новые «родственники» чудесным образом знали мой размер одежды. В переданном ими смартфоне оказалась моя фотография. Но больше никаких фотографий, кроме Васиной, не было.
Мать с сыном вели себя странно, но не фальшиво, не было ощущения неумелой игры. Казалось, что они в самом деле уверены, что я их Марина. А Вася… Вася ещё обмолвился, что именно он ударил меня по голове так, что я оказалась в больнице.
— У тебя взгляд пустой такой. Ты меня пугаешь. Что случилось?
Усилием воли я скинула с себя оцепенение и заставила себя ответить:
— Ничего. Он меня не узнал.
— Пф, конечно, не узнал! Никто, кроме тебя, и не надеялся на это, — Галина не сдержала злорадства.
Даша шикнула на неё и села рядом со мной, обняв за плечи:
— Всё наладится. Ты только расскажи врачу. Это важно. Ты и про родственников своих на обходе сегодня промолчала.
— Ты права, Даш. Ты права, — я погладила её по руке, всё ещё лежащей на моём плече, и решительно поднялась с кровати.
— Ты куда? — встревожилась Даша.
— К врачу. Уж она-то должна разобраться. Пусть позвонит Максиму, и он скажет ей сам, что не знает меня.
— Да я не то… — она недоговорила свою мысль.
В ординаторской, кроме Галины Степановны, никого не оказалось. Моему приходу она не особо обрадовалась. На столе перед ней стояла тарелка с рагу, которое сегодня давали на обед, и, судя по всему, она только собиралась приступить к трапезе. Я замялась, хотела сначала развернуться и уйти, но потом подумала, что в другой раз вряд ли у меня хватит решимости попросить о звонке Максиму.
— Извините. Я ненадолго, — несмело начала я.
Женщина посмотрела на тарелку, потом на меня:
— Знаете, я уже третий раз пытаюсь пообедать, а меня всё время отрывают. Ну что ж поделать, раз уж вам неймётся, говорите.
— Ко мне вместо родственников приходят незнакомые люди.
— Кто?
— Да откуда же я знаю? Мужчина и женщина, представились матерью и братом. Но я их впервые в жизни вижу.
— Всё верно. Мать и брат. Они и ко мне заходили. Очень переживали за вас. Мама за вас, кстати, расписывалась в документах при госпитализации. Всё? Вопросов больше нет?