Однако и сам Клайв сидел как на иголках. Сегодня — день решающего объяснения, причем не только с родителями и друзьями, но и с Анхелой. Так что он молчал всю дорогу, кожей чувствуя, как с каждой минутой напряжение нарастает и ожидание становится невыносимым.
Когда взятое в аэропорту такси наконец-то затормозило у тяжелых, ажурных ворот, уже стемнело. Лучшего момента для того, чтобы показать Анхеле «Риджмонт-хаус», свое родовое гнездо, невозможно было и представить. К особняку вела освещенная тисовая аллея, а сама усадьба переливалась огнями, точно рождественская елка.
Клайв открыл для своей спутницы дверцу машины и помог выйти. Анхела покорно позволила взять себя под руку. В вечерних сумерках она казалась невесомым, бесплотным воплощением прелести и красоты, прекрасным скорбным призраком, что вот-вот растает в воздухе. У молодого человека сжалось сердце.
— Я люблю тебя, — прошептал Клайв, целуя ее в лоб.
Так он впервые произнес вслух заветные слова. Да, всесильный Риджмонт собирался произвести впечатление и преуспел в этом. Фиалковые глаза увлажнились, да и сам Клайв с трудом сдержал слезы.
— Я просто хотел, чтобы ты об этом узнала прежде, чем мы войдем внутрь, — хрипло произнес он, не узнавая собственного голоса.
Анхела опять промолчала. Держа ее под руку, Клайв повел свою спутницу к дому. Вместе поднялись они по мраморным ступеням и вступили под высокие своды. Побелевшие пальцы Анхелы так крепко вцепились в его рукав, что Клайв знал: эта женщина, эта ослепительная красавица принадлежит ему отныне и навсегда.
Первыми навстречу им вышли его отец и мать. Клайв решительно шагнул им навстречу. Итак, решающий час пробил… Шоу начинается, азартно произнес про себя он.
* * *
Элегантная миссис Риджмонт, с ног до головы одетая в черное, выступила вперед. Боже, да она улыбается! — растерялась Анхела. В улыбке этой ощущалась некоторая настороженность, но фальши в ней не было. Молодая женщина попыталась улыбнуться в ответ.
— Добро пожаловать в «Риджмонт-хаус», — приветствовала ее мать Клайва и, наклонившись, расцеловала вновь прибывшую в обе щеки на испанский манер.
— Gracias, — пролепетала Анхела по-испански, крепче сжимая руку Клайва. Она вряд ли сумела бы объяснить, почему вдруг перешла на родной язык, но прозвучало это вполне уместно. — С вашей стороны было очень любезно меня пригласить.
— Вздор! — решительно объявила миссис Риджмонт, отбросив светские условности. — По-хорошему, мне следовало это сделать давным-давно. Я вела себя непростительно; от души надеюсь, что когда-нибудь вы сможете меня простить. Мы, Риджмонты, чересчур надменны, порой себе во вред, знаете ли.
Как великодушно, как тепло это прозвучало! На глаза Анхелы снова навернулись слезы.
— Я все понимаю, — срывающимся голосом заверила она хозяйку дома.
Клайв Риджмонт-старший решительно выступил вперед.
— Вот, значит, чего ради этот негодник угрожает больному старику, — с усмешкой произнес он. — И я его не виню. — Эта неспешная, широкая улыбка — в точности как у Клайва — лишила Анхелу последних остатков самообладания.
Мистер Риджмонт был высок и светловолос. Даже изнуренный тяжелой болезнью, держался он уверенно и властно. Похоже, сын унаследовал от отца не только эффектную внешность, но и несгибаемый характер. Анхела уже открыла рот, собираясь осведомиться о здоровье хозяина, но тот опередил ее.
— Только не надо со мной сюсюкать, — пророкотал мистер Риджмонт. — И никаких вопросов о моем самочувствии! — Затем в свою очередь расцеловал гостью в обе щеки и, отстранившись, улыбнулся все той же неотразимой улыбкой. — Ваш приезд — большая честь для меня, сеньорита Веласко.
Потом он вновь обратился к сыну:
— Сегодня — твой великий день, Клайв. Гости ждут. Так что давай начинай!
По-прежнему крепко сжимая руку Анхелы, Риджмонт-младший почувствовал, как его спутница мгновенно напряглась, осознав, что официальным знакомством с родителями Клайва дело не ограничится.
Глаза главы семейства лукаво поблескивали. Миссис Риджмонт сохраняла невозмутимое спокойствие. Не то чтобы она возражала против затеи Клайва, просто ей казалось, что уладить вопрос можно и иным, менее радикальным способом.
«Если своим спектаклем ты ее обидишь, она никогда тебя не простит», — предупреждала она сына по телефону не далее как вчера.
«Ты не знаешь Анхелу так хорошо, как я, — отвечал на это Клайв. — Я в нее верю. Я не сомневаюсь: она все поймет!»
Доверие. Господи, кажется, отныне и впредь этому слову суждено играть ключевую роль в его жизни! С этими мыслями Клайв направился к дверям парадной гостиной.
Анхела льнула к нему. Мистер и миссис Риджмонт отстали на полшага. Вышколенный слуга распахнул перед ними двери — и взгляду открылась просторная, залитая светом комната. Да что там комната, целый зал! Огромная хрустальная люстра переливалась всеми цветами радуги, на стенах красовались старинные светильники, в которых вместо свечей горели крохотные электрические лампы. Клайв задержался на пороге, давая Анхеле возможность привыкнуть к ослепляющему великолепию зала — и к выжидательно застывшей толпе гостей.
Гул разговоров стих. Все взгляды обратились в их сторону. Пульс Анхелы участился. Сколько народу собралось! А Клайв, ничего ровным счетом не предпринимая, стоял на месте, дожидаясь, чтобы она заметила и оценила подготовленный им «сюрприз».
И вот, наконец Анхела увидела. Это… это равносильно было заявлению. Дерзкому, безапелляционному публичному заявлению, исключающему любой намек на смущение и неловкость. Нежные, подведенные алым губы приоткрылись, с них сорвался легкий вздох — расслышать его мог лишь стоящий рядом Клайв. Затем дыхание ее прервалось — и он на мгновение испугался, а не совершил ли непоправимой ошибки…
Быть того не может, внушала себе Анхела. Это просто сон. Странный, невероятный сон. Спустя минуту все эти разодетые дамы и джентльмены разразятся смехом, примутся потешаться над ней, велят ей убираться прочь и никогда больше не возвращаться… Обычно ночные кошмары именно так и кончаются. Иного объяснения происходящему она просто не видела.
Нет, это не сон. Ведь рука Клайва, обнимающая ее за талию, просто-таки вибрировала от напряжения. Анхела нервно сглотнула. Затем попыталась поднять глаза на любимого… но не смогла: взгляд ее был намертво прикован к противоположной стене.
Ибо здесь, на этой стене парадной гостиной фамильного особняка Риджмонтов, на виду у всех и каждого, красовались два оправленных в рамы полотна. На одном была изображена она, Анхела, — хрупкая, изящная, застенчивая и вместе с тем обольстительная. На другом — Клайв, дерзкий и надменный в своей наготе — таким он представал перед возлюбленной всякий раз, когда они предавались любви.
