— Не за что просить прощения, милая. После операции тебе было очень плохо в течение нескольких часов. — Он нервно вздрогнул, затем улыбнулся. — Но теперь, надеюсь, все будет хорошо. Мы тебя быстро поставим на ноги. — Голос его был тихим и удивительно нежным. Он наклонился, погладил ее по голове и робко задал мучивший его вопрос:
— Ты… любишь меня, Шани?
— Да, Андреас. Я люблю тебя. — Она посмотрела ему в глаза. — Когда ты понял это?
— Наверное, тогда, в операционной, когда ты поругалась с Лидией. Мне показалось, что ты ревнуешь меня. Но ты солгала мне в ответ на вопрос о Брайане. Зачем, Шани?
— Я боялась… очень боялась, что ты догадаешься о моей беременности. Боялась, что заберешь у меня ребенка или что захочешь разделить со мной опеку над ним… — взгляд ее упал на часы Андреаса. Без четверти час. А какой день? Она собралась было спросить, как ее нашли, но Андреас заговорил первым.
— И поэтому ты старалась уверить меня, что все еще любишь Брайана. — Он покачал головой, отчасти осуждающе, отчасти с грустью. — Почему же, милая, почему ты не осмелилась сказать мне правду?!
Милая… И этот его нежный взгляд… Ее сердце затрепетало от радости, невзирая на пережитую потерю. Она объяснила ему причину, и Андреас сокрушенно покачал головой:
— Это все гордость. Проклятая гордость заставила меня сказать, что больше ты меня не интересуешь. Я был в отчаянии! Слепо поверил россказням Брайана о том, что ты одобряешь его затею с дурацкими угрозами. Но если бы ты только сказала мне о ребенке! Ну почему ты не рассказала мне?
— Я думала, ты предложишь мне жить с тобой под одной крышей ради него… — в глазах ее стояли слезы. — А я не могла пойти на это, зная, что ты не любишь меня так же, как люблю тебя я. И еще я боялась, что, если откажусь, ты будешь забирать у меня ребенка, и ему придется жить на два дома. — Она расплакалась. — Ты убедил меня в том, что больше я тебя не интересую… Ты… так искренне говорил, что не желаешь меня больше видеть… Я тебе, правда, поверила. Я так жалела, что слишком поздно осознала свои чувства к тебе.
— Не плачь, любовь моя. Ты устала? Хочешь отдохнуть? — она покачала головой, он наклонился и поцеловал ее. Затем он вытер ей слезы. — Я был не прав, когда говорил все это, — с сожалением признал он. — Но в тот момент мне казалось, что силы мои на исходе. Я твердил самому себе, что должен тебя забыть, но прекрасно понимал, что, пока мы рядом, я не перестану любить тебя. Я надеялся, что разлука поможет мне исцелиться. Но потом вдруг понял, что забыть тебя не смогу никогда, и, даже оттолкнув, не оставлял попыток вызвать в тебе ревность. Я хотел поговорить с тобой на прощальной вечеринке, но не смог… не представилось случая, и…
— Я чувствовала, что ты хочешь мне что-то сказать, — перебила она. — О, Андреас, и почему только ты не заговорил? — заговори он тогда, и их ребенок остался бы жив. Но она не стала произносить этого вслух. Они оба были виноваты в этой потере.
— Слишком много людей было вокруг. Я подумал, что мы поговорим на следующий день, но меня вызвали в Никосию. Я послал за тобой, вернувшись раньше, чем ожидал. Мэтрон сказала, что ты уехала и никто не знает куда. Мэтрон также обмолвилась, что уехала ты довольно рано, потому что в последний раз видела тебя, давая поручение положить на мой стол несколько историй болезни. И я не волновался, пока не обнаружил пропажу ключей. — Он взял ее за руку и задумчиво помолчал. — У тебя могла быть только одна причина отправиться на виллу — твой браслет. В те минуты я не знал, что и думать. С одной стороны, я окончательно понял, что небезразличен тебе, с другой — я страшно волновался при мысли о том, что ты поехала в Трудос одна, да еще в такую жуткую погоду. Потом приехал последний автобус, тебя в нем не было, и я решил съездить на виллу…
— В снежную бурю? О, Андреас…
— Я ожидал найти тебя на вилле одну, голодную — еды-то в холодильнике не было, и от души надеялся, что это самое страшное, что может произойти, но… — он запнулся и несколько секунд помолчал, не в состоянии произнести ни слова. — Я и не подозревал, что мне предстоит увидеть. На вилле тебя не оказалось, и вот тогда я испугался. Испугался впервые в жизни. Каким-то чудом я разглядел тебя у того дерева. Оно спасло тебе жизнь. Остановило твое падение… — он снова замолк, на лбу его выступила испарина. Воспоминание о происшедшем явно приводило его в ужас. — Тебя могло замести снегом… Я отвез тебя в Моникомо… там я пережил еще одно потрясение. — Он посмотрел на нее с горечью. — Мне пришлось оперировать тебя самому, я был вынужден… Шани, любимая, ты понимаешь?
Вспомнив о словах, произнесенных ею в первые секунды пробуждения, Шани почувствовала, как к горлу вновь подкатывает ком. Что ему еще оставалось делать? Провести операцию больше было некому. Он боролся за ее жизнь, как за жизнь любого из своих пациентов.
— Ты никогда не забудешь сказанного мной, — в отчаянии простонала она. — Не забудешь до конца своих дней!
И тогда он заставил ее замолчать нежным поцелуем.
— Я уже обо всем забыл. Тебе было очень больно, ты бредила.
— Я была дурой с самого начала, Андреас, — прошептала она. — Как бы мне сейчас хотелось повернуть время вспять!
— Это я во всем виноват. Я неправильно себя повел. Но я хотел быть с тобой, — быстро добавил он, — хотел показать тебе свои чувства, хотел подарить тебе свою нежность. Я так люблю тебя! И я знал, что, поняв это, ты осталась бы со мной, даже не любя меня.
— Так вот что ты имел в виду, говоря, что я останусь навсегда, если пробуду с тобой одну ночь. Теперь я понимаю… но тогда…
— Ты была так молода, любимая, а я не придал этому значения, хотя должен был бы. Я обязан был понять тебя, тем более что я врач.
Они помолчали, потом Шани не выдержала:
— Андреас… Брайан действовал без моего согласия. Откровенно говоря, он его даже не спрашивал, и я понятия не имела о том, что он делает. Я уже решила порвать с ним еще до того, как… как он тебе позвонил. После нашего отпуска я поняла, что никогда не смогу выйти за Брайана, хотя еще и не понимала, люблю тебя или нет. Я не была уверена ни в чем. Но уверенность появилась очень скоро, а потом я так обрадовалась ребенку…
— Ты не осуждала меня за то, что я сделал? — перебил он ее, не скрывая своего удивления.
Она покачала головой:
— Нет, тогда мне уже был нужен именно ты — возможно, я этого не осознавала, но я это чувствовала.
— И ты пришла, чтобы сказать мне об этом в тот день, когда я заявил, что не желаю тебя знать? — немного волнуясь, она кивнула, но его темные глаза были полны горького раскаяния. — Я хотел причинить тебе боль, а в то же время единственное, о чем я мечтал, — это заботиться о тебе и любить тебя. — Он еще немного помолчал, затем тяжело вздохнул. — Как я уже сказал, милая, я старался изо всех сил. На вечеринке сестры Гловер я был почти уверен, что ты ревнуешь меня к Лидии, и боюсь, что уделил ей даже больше внимания, чем следовало.
