— Помню.
— Про бухучет не спрашиваю, это у тебя в крови. Дело в следующем: у меня в Южной Африке имеется один рудничок… Совершенно небольшой, скромный, в живописном месте, вокруг чистый заповедник, львы рычат по ночам… в общем — рай на земле.
— Честно говоря, никогда не знала, что вы занимаетесь добычей алмазов.
— Это хорошо. Раз не знала даже ты, значит, и недруги об этом не знают. Между тем этот рудничок дает мне треть всей моей прибыли, так что не хотелось бы утратить его по собственной глупости и нерадивости.
— Я слушаю, мистер Ван Занд.
— Зная тебя, Кларк, я бы запросто назначил тебя управляющей, но Южная Африка — страна консерваторов. Там не принято, чтобы женщины занимали… некоторые должности. Поэтому управляющим там будет другой человек… очень достойный и вполне симпатичный, но несколько… легкомысленный. Он полагает, что управлять месторождением алмазов так же просто, как, скажем, компанией по продаже сотовых телефонов. Ему нужно помочь. Другими словами, ему нужен такой же компетентный и грамотный помощник, каким в свое время стала для тебя Моника.
— Хм… Один нюанс — Моника как раз прекрасно разбиралась в вопросе. А я в этой области никогда не работала.
— Вопрос времени, причем недолгого. Ты вникнешь за неделю, потом встретишь моего управляющего и введешь его в курс дела.
— В чем подвох?
— Узнаю Бриттани Кларк! Ты права, подвох имеется. Во-первых, для тебя это явное понижение. Ты больше не вице-президент, не глава и вообще не самостоятельная единица. Просто помощник.
— Это не проблема. Я уходила из холдинга сознательно и в здравом уме. Начальником я больше быть не хочу.
— В этом и кроется второй подвох. Потому что на самом деле ты как раз и станешь начальником. Причем по степени ответственности — гораздо более крутым, чем вице-президентишка какой-то гламурной дряни.
— Уже запуталась. Так помощник или начальник?
— Кларк, у меня к тебе слабость, ты же знаешь. Я предлагаю тебе мою любимую должность — серого кардинала. Причем таковым ты будешь не только для окружающих, но и для самого твоего подопечного. Он будет думать, что действует самостоятельно, — на самом деле все нити будут в твоих руках.
— За что вы его так? Взяли бы другого…
— Не могу. Долг чести. Одна знакомая попросила — старинная подруга. Нужно пристроить ее сына. Она сама — умница, муж у нее — красавец, мой друг детства, а вот сынок подгулял. Парень добрый, но безвольный, умный, но работать не любит. К тому же на него тут слегка наезжают… криминальные группировки, так что надо ему отсидеться где-нибудь в тихом месте. Южная Африка — отличный вариант.
— Как называется место?
— Колонкванен. Учти, если запомнишь, это военная тайна.
— Что будет входить в мои обязанности?
— Бухучет. Общий менеджмент. Аудит не реже раза в три месяца. Контроль над сотрудниками. Тесный контакт с мастерами. Обеспечение безопасности перевозок. Сеть дилеров. Крупные фирмы. Грамотный пиар. Реклама. Продолжать или ты уже испугалась?
— Я не испугалась. Просто подсчитываю, сколько мне понадобится времени на то, чтобы войти в курс дела.
— С этим проще простого. Я тебе скажу точно — две недели, от силы три.
— Это же невозможно!
— Ну? Берешься?
— Да!
Ван Занд повернулся к Монике и восхищенно цокнул языком.
— Вот что я называю классом! Какую девочку я вырастил! Что ж, запирай свой дом, собирай чемодан…
— Минуточку! У меня есть парочка условий.
— Валяй.
— Во-первых, я должна получить прямой ответ — что должен и чего не должен знать мой… начальник.
— Это просто. Знать он может все, я ему доверяю. Может даже принимать решения — но ты должна их тщательно проверять. Любые подписи — только в твоем присутствии. А вот ты можешь обойтись и без него, право подписи я тебе дам.
— Хорошо. Во-вторых, я хочу иметь возможность раз в полгода летать в Штаты на короткий отпуск. Две недели.
— В первые полгода — не гарантирую, потом — без вопросов.
— В-третьих, могу ли я советоваться лично с вами в случае возникновения… спорных моментов?
— Иными словами, можно ли на него ябедничать? Можно. Дозволяю. Доступ к моему телу в любое время суток тебе обеспечит Моника.
— Тогда все. Да… можно вылететь в ближайшее время?
— Нужно, моя дорогая.
— А как зовут моего начальника?
— О, он обожает сам знакомиться с красивыми женщинами. Пока просто не думай о нем. Работай, вникай, осваивайся. Прививки не забудь сделать.
— Хорошо.
По дороге домой, в машине, Ван Занд склонился к Монике и спросил негромко:
— Как ты думаешь, ничего, что мы ей не сказали?
— Думаю, так лучше. О Тони у Бриттани сложилось превратное впечатление — по нашим же рассказам. Пусть познакомятся на месте, сформируют собственное впечатление…
— Ты тоже змея, моя девочка. А что насчет Тони? Он будет сильно страдать?
Моника рассмеялась.
— Знаете, Дерек, я думаю, вы оказываете своему сыну неоценимую услугу. В сущности, именно в такой спутнице он и нуждается — умной, властной, безупречной. Бриттани достаточно умна и тактична, чтобы не показывать своего превосходства — таким образом, Тони сможет продолжать валять дурака, будучи при этом искренне уверенным, что работает.
— Ох… перестань, он мне все-таки сын…
— Насколько я помню, вы собирались объявить ему свое отцовское решение именно сегодня?
— Да. Бедный малыш! Хотя в Африке ему должно понравиться. Он там родился.
— Вот и придет конец вашим с Сибиллой волнениям…
Ван Занд посмотрел в окно и задумчиво протянул:
— Возможно, возможно… Либо — начало новым…
Энтони Ван Занд покрутился перед зеркалом и остался вполне доволен собой. Льняные брюки, шелковая белая рубашка, замшевые мокасины песочного цвета и — чтобы позлить маму — вызывающе алый шейный платок.
Все это необыкновенно шло к иссиня-черным густым волосам и смуглой коже Пирата — так называли Энтони Ван Занда друзья и восхищенные поклонницы. По большей части поклонницы — друзья предпочитали кличку Морячок Папай.
Тони нахмурился и постарался придать лицу зверское выражение. Очень удачно, что вчера не побрился — щеки покрылись синеватой дымкой будущей щетины, подчеркнув и резкость скул, и красивую линию рта…
Энтони Ван Занд, самый младший из детей Сибиллы и Дерека Ван Занд, был зачат и рожден в любви, рос в обожании, мужал, так сказать, в восхищении — и лишь в последнее время начал чувствовать некоторое… охлаждение со стороны окружающего мира. Большинство обитателей этого самого мира все больше склонялись к мысли, что великовозрастным оболтусом тоже можно быть до определенного предела. Плейбой в тридцать и даже тридцать пять лет может вызывать восхищение стойкостью своих холостяцких и тунеядских убеждений — тридцативосьмилетнего бездельника начинают потихоньку подозревать в умственной неполноценности.
