На другой день Настя с Паулем распрощались с гостеприимными хозяевами, вышли на большак и проголосовали первому грузовику, водитель-немец остановил машину, спросил:
— Куда?
Пауль сказал куда, и разведчики через полчаса были на месте. Пауль оставил Настю на опушке леса, а сам пошел незаметной тропкой к цели. Местоположение аэродрома было установлено, самолеты выявлены. Настя с Паулем помчались опять на попутке в Аксатиху. В тот же день по рации Паня передала в штаб Красой Армии важное сообщение.
Аэродром бомбили на следующее утро. Настя с Паулем были неподалеку. Над лесом поднимались всполохи взрывов, земля гудела под ногами. Настя смотрела на это столпотворение, и ликующий восторг переполнял ее. Вот оно, возмездие! Вот оно! Получайте сполна!
Земля вздрагивала, с оголенных деревьев срывались хлопья снега и беззвучно падали на холодную землю. А когда прекратились взрывы, над лесом показалось солнце, и золото лучей рассыпалось веером по стволам берез и сосен, по макушкам кустарников. Живительными искрами звенел зимний день, и казалось, что война унеслась со всеми своими ужасами куда-то далеко, в безбрежную даль уже других полей и лесов.
— Тишина какая,— сказала Настя, подойдя к Паулю,— как будто бы и нет войны, прогромыхало там, за лесом, и исчезло где-то совсем далеко, словно этот проклятый аэродром провалился сквозь землю.
— Аэродром разбит, но они его начнут восстанавливать. — Пауль был серьезен, говорил тихо, словно ничего не случилось.
— Но ведь мы же разбомбили их! Мы, мы! Что же ты не радуешься, Пауль? Надо плясать и кричать... Надо!
— Аэродром разбит,— проговорил он спокойно,— но это только начало. Мы с тобой, Настя, еще не все сделали. Далеко не все.
— Но начало-то хорошее, Пауль. — Она начала крутиться, восклицая:— Молодцы мы!
Молодцы! Сюрприз Гитлеру преподнесли. Пускай подавится... Пускай сдохнет от злобы...
Пускай...
Потом они вели разведку уже каждый в отдельности. Пауль ушел к фронтовой полосе. Он собирал очень ценные сведения о расположении главных линий обороны, изучал огневые пункты передовых позиций. Все эти данные необходимы были советским фронтам. А Настя узнавала, где расположены аэродромы и какие базируются самолеты на них, где установлены зенитные батареи, раздобыла данные о гарнизонах, наблюдала за дорогами. Она видела, как движутся к фронтам танки, пехота, тяжелые пушки и гаубицы: острый глаз ее подмечал решительно все, она все запоминала, все откладывала в памяти. За месяц с небольшим группа Усачевой передала советскому командованию много ценных сведений. Настю и Пауля наградили орденами Красной Звезды, а Паню Кудряшову — медалью «За отвагу».
Приняв радиотелеграмму о награждении, Паня стала с нетерпением ждать Настю и Пауля: они были в «командировке». Такая радость! Работа получила высокую оценку.
Потом Паня приняла радиотелеграмму уже другого содержания: они должны были срочно перебазироваться в район Пскова — Насте и Паулю предложено было устроиться в самом городе, а Пане — недалеко от Пскова.
И снова надо было собираться в путь. Зима набирала силу — навалило снегу, потом ударили морозы, ядреные, иногда настолько крепкие, что в лесу раздавались трескучие гулы, словно одиночные выстрелы из орудий. Опять не без труда была найдена старенькая лошаденка, ее запрягли в сани, и разведчики двинулись в путь. А путь был нелегкий, очень опасный: ведь под сеном запрятан ящик с передатчиком. Но и на этот раз все обошлось: выручали Пауль и Настя, они умело объяснялись с немцами, которые попадались на пути.
Через три дня разведчики достигли своей цели и с облегчением вздохнули: Паня была устроена недалеко, в маленькой деревушке у надежных людей. Псков был уже прифронтовым городом. Здесь было людно, по улицам маршировали солдаты и проносились автомашины и мотоциклы. Во всем чувствовалась нервозность: немцы куда-то спешили, суетились, будто кто-то их подгонял, и в этой суетливости чувствовалась обреченность. Всего несколько дней назад войска Ленинградского фронта окончательно прорвали блокаду и двинулись в наступление. Фашисты пытались скрыть эти провалы на фронтах от местного населения, но жители Пскова и деревень уже знали о победоносном наступлении войск.
Настя и Пауль устроились у надежных людей, документы у них были безупречными, главное — рацию укрыли как следует и Паня находилась в относительной безопасности. Настя решила устраиваться на работу, пошла на биржу труда и предложила там свои услуги, заявив, что хорошо знает немецкий язык. Пообещали устроить.
Пауля переодели в гражданскую форму, документы были припасены и на этот случай. Теперь он был уже не Пауль Ноглер, а Освальд Вебер — эстонец по национальности. С этими документами он довольно быстро устроился на железнодорожной станции. Работал слесарем, и от опытного глаза разведчика ничто не ускользало. И что особенно важно — Пауль следил за движением поездов, куда и когда они отправлялись, что везли — все это фиксировал в памяти, а уже вечером подводились итоги всем наблюдениям и разведывательные данные отправлялись по назначению.
Настя завела знакомства с немецкими офицерами, ходила в казино, принимала ухаживания, и ее уже знали как русскую немку и везде принимали как свою. А жила она в деревянном домике у коренных псковичей,— хозяин Корней Ксенофонтович Поздняев, уже пожилой и дородный, сапожничал на дому. К нему приходили заказчики, зачастую связные подполья, и Настя с Паулем передавали через них для Пани нужные сведения, которые шли затем в эфир, туда, за линию фронта, к своим.
Жена Поздняева, Акулина Николаевна, хлопотала по хозяйству. Недели через две она так привыкла к новой квартирантке, что считала ее чуть ли не родственницей.
— Так, говоришь, погиб муж-то? — спрашивала Настю Акулина Николаевна. — Любила небось?
— Любила,— отвечала Настя. — Любил и он меня. Очень любил...
— Такую, как ты, всякий полюбит. Красавица ты, Настя. Пригожая, точно на иконе писаная. Вот сыновья мои — все холостяки, если вернутся — невестой будешь. Нам бы такую невестку... Но вернутся ли?
Акулина Николаевна грустила, иногда плакала: не знала, где сейчас сыновья и живы ли.
— У меня уже есть жених,— отвечала Настя. — И человек хороший, и со мной рядом ходит.
— Уж не немец ли этот? — с тревогой посмотрела Акулина Николаевна на Настю, словно бы испугалась этой своей догадки. — Ведь он же немец!
— И немцы всякие бывают,— ответила спокойно Настя. — А Пауль чем не жених?
— Так ты что, влюбилась в него?
— И сама не знаю. Нравится он мне.
