— Да. Видишь ли, если бы я тогда же задумался хоть на минуту, мне сразу стало бы ясно, что ты говоришь правду, но я, как ты однажды заметила, заранее готов видеть порок в каждой женщине.
— Ты говоришь это не потому, что твои слова помогут мне вылечиться?
— Нет, детка, нет. Я верю тебе, и ты тоже должна мне верить.
— А… то пари? — чуть слышно прошептала она, потому что голос изменил ей.
— Какое пари?
— То, которое вы заключили с Полом.
— А, да! Стыдно признаваться, но это, к сожалению, чистая правда. Мы с Полом действительно заключили на тебя пари, но я его отменил как раз накануне того, как мы с тобой поехали на выходные к маме в Муриваи-Бич. Помнишь, Пол приходил ко мне на работу?
— Ты вышел из игры? Почему?
— Потому что к тому времени я уже знал тебя лучше, чем в нашу первую встречу. Твоя невинность и добродетельность успели меня покорить, мне было стыдно, что я хотел покорить тебя на спор. Если бы дело касалось кого-нибудь другого, я бы и сомневаться не стал, но ты — другое дело. Ты была такая чистая, неиспорченная, к тому же я дал клятву своей экономке в тот первый вечер, когда привез тебя к себе домой.
— А в чем ты ей поклялся?
— Не покушаться на твою невинность.
— А ты бы нарушил обещание, если бы я этого захотела?
— Да, — совершенно искренне признался Стюарт. — Это было частью уговора — что я не трону тебя против твоей воли. Моя задача заключалась в том, чтобы ты сама согласилась.
— Понятно. Стюарт, зачем тогда ты представил дело так, будто ваше с Полом пари еще в силе?
— Не знаю, наверное, мне хотелось уязвить и оскорбить тебя. Мысль о том, что вы с Полом вместе провели ночь, была невыносима, я сходил с ума от ревности, совершенно перестал соображать… А отказался я от нашего пари потому, что вдруг в первый раз в жизни почувствовал, что у меня есть… совесть.
— О, Стюарт! — Синди залилась тихим счастливым смехом, а в следующую секунду слезы радости ручьем побежали у нее из глаз.
— Что такое? — Стюарт встал со стула и опустился перед ней на колени. — Почему ты плачешь? У тебя что-нибудь болит?
— Нет. — Она засмеялась сквозь слезы, порывисто подняла руки, обняла его за шею и крепко прижала к себе.
Он вздрогнул, потом осторожно отстранился и с удивлением спросил:
— Как я должен это понимать? Ты прощаешь меня? Но ведь по моей вине ты попала в больницу!
— То, что я попала в больницу, волнует меня меньше всего, я же тебе уже говорила. Если ты мне по-настоящему веришь и если твои слова, или хотя бы часть из них, насчет пари, окажутся правдой, то мне больше ничего не надо.
— Но я не понимаю… Твои ноги…
— Мои ноги будут делать то, что я им велю! — Она радостно рассмеялась. — Я буду ходить, вот увидишь. Я буду бегать, не успеешь ты и глазом моргнуть. Прости, что тебе пришлось провести из-за меня столько бессонных ночей, но я ведь не специально это сделала — просто потеряла волю к жизни и мне ничего уже не хотелось: ни ходить, ни жить.
Он прикоснулся ладонью к ее щеке.
— Стюарт, пожалуйста, включи свет.
— Нет. Ты не представляешь, как ужасно выглядит человек, который провел столько бессонных ночей.
— Ах, Стюарт! Какой ты все-таки тщеславный! — расхохоталась Синди.
— Неправда! — быстро возразил он.
— Ах, типичный новозеландский мужчина, настоящий мачо, да? — не унималась девушка. — Ни за что не признается в слабости, чтобы не растерять ненароком свою мужественность.
— Ангел мой!
Синди едва расслышала эти слова сквозь смех — скорее, прочитала по губам.
— Ты завтра придешь ко мне? — умоляюще спросила она.
— Конечно, детка.
— Только отоспись как следует, тогда будешь выглядеть значительно лучше, — не могла не добавить она и с восторженным визгом накрыла голову подушкой, когда Стюарт с шутливо-угрожающим видом склонился над ней.
После его ухода Синди долго лежала в темноте без сна, счастливая. На губах у нее блуждала улыбка — впервые за долгое время. «Я снова буду ходить, и очень скоро», — пообещала она себе.
Стюарт навещал ее каждый вечер. Он очень похудел, на лице появились морщинки, которые его старили, но шли дни, и скоро он снова стал прежним.
Они весело проводили время, много смеялись и шутили, даже иногда пускались в свои прежние перепалки, но уже без злобы, без сарказма, без желания уязвить друг друга, как бывало раньше.
Когда Синди уставала, они сидели в мирной тишине, время от времени она косилась на него и видела, что он тоже смотрит на нее странным, непроницаемым взглядом, и в глазах его появлялось загадочное, незнакомое Синди выражение. Сердце ее начинало учащенно биться, она быстро отворачивалась и принималась сосредоточенно чистить апельсин или наливала себе стакан воды, хотя ей совсем не хотелось пить.
Иногда по выходным Стюарту разрешали возить ее на машине за город, тогда они ехали в необжитые уголки Северного острова, и восхитительные виды тропической природы заставляли девушку замирать в восхищенном молчании.
Наконец пришло время, когда Синди снова встала на ноги и могла уже пройти значительное расстояние без посторонней помощи.
Радостная, как ребенок, который хочет показать взрослым какую-то особую, редкостную находку, она неуклюже и медленно, но гордо шла навстречу Стюарту по больничному коридору.
— Скажи, правда, у меня здорово получается? — смеялась она.
— Ты у меня просто умница. — Стюарт наклонялся и целовал ее в щеку — единственная вольность, которую он позволял себе, навещая ее в больнице.
— Пойдем на улицу? — спросила Синди однажды, глаза ее сияли. — Посидим на траве. У меня есть для тебя потрясающая новость. Медсестра меня отпустит.
— Конечно, почему же нет?
— Чудесный сегодня день, правда? — выдохнула девушка, смежив веки и подставляя лицо легкому ветерку и солнцу. Она снова открыла глаза и улыбнулась Стюарту, но тут же сердце ее тоскливо сжалось, потому что он нахмурился и отвернулся. Последнее время это бывало с ним все чаще. — Стюарт, что случилось?
Он натянуто улыбнулся:
— Ничего. А в чем дело?
Синди пожала плечами.
Они молча прошли по зеленой лужайке к группе деревьев, в тени которых стояла свободная скамейка.
— Давай немного посидим тут, хорошо? — Синди с облегчением опустилась на деревянное сиденье. — Стюарт… — Она уставилась на свои руки, сложенные на коленях. — Знаешь, ты можешь не приходить, это не обязательно.
— Не приходить?
— Не навещать меня — если тебе не хочется. Тебе, должно быть, это в тягость, ты ведь ходишь сюда каждый день вот уже целый месяц.
