Когда экипаж остановился у особняка Августы, Зак взял руку Шоны и поднес ее к губам. Выражение его лица сделалось серьезным, взгляд пронзительным.
— Шона, мне нужно поговорить с тобой.
Растревоженная его прикосновением, она смотрела на его руку, сильную и загорелую, способную и усмирить корабль в бушующем море, и нежно приласкать и возбудить не только ее, но и леди Кэролайн Доннингтон. А также еще кого-то по имени Виктория. Проведя вместе с мужем много счастливых дней, Шона ни разу не слышала ни об одной из этих женщин, но желание узнать, что он скрывает от нее, было очень велико.
Сделав глубокий вдох и призвав на помощь все свое мужество, она спросила:
— Это касается леди Доннингтон?
Выражение его лица сделалось настороженным и мрачным.
— Частично.
— Зак? Расскажи мне. В чем там дело?
Она смотрела на него, ожидая продолжения, но он отвернулся, избегая ее взгляда. Тут открылась дверь дома, на пороге появилась тетя Августа и замахала им.
— Сейчас мы не можем обсуждать этот вопрос.
— Когда же сможем?
Увидев, что к экипажу шагает Августа, Зак склонил голову и легонько поцеловал Шону в губы.
— Я заеду за тобой завтра вечером. Мы ведь приглашены в театр, помнишь? А после спектакля все обсудим, обещаю.
Шона испытала облегчение оттого, что ей удалось под благовидным предлогом ускользнуть в свою комнату. Необходимо было некоторое время побыть в одиночестве. Она с благодарностью погрузилась в ванну с горячей водой и стала осторожно тереть груди большой губкой, вспоминая мгновения, проведенные в объятиях Зака. На нее нахлынули столь яркие и всепоглощающие чувства, что в лоне снова вспыхнул огонь желания. Прикрыв глаза, она представила крупное тело Зака над ней, как он щекочет ее груди… Она вспомнила, как он целовал ее, и снова почувствовала головокружительный, пьянящий вкус мужчины, чьи страстные ласки лишали способности соображать и заставляли учащаться пульс.
Она в очередной раз почувствовала грешное желание, захотела, чтобы Зак сию минуту обнял ее. С трудом верилось, что, прибыв в Лондон, она гордо требовала расторжения брака, чтобы стать хозяйкой своей судьбы и не позволять Заку контролировать ее. Контроля она лишилась, по доброй воле сдавшись на милость соблазнителя-победителя.
Она принадлежит ему, признает это или нет.
Выдался приятный мартовский день, солнечный и не холодный, поэтому в парке гуляло много людей. Шона поехала кататься вместе с тетей. Она весело болтала с друзьями и знакомыми тети обо всем, начиная от восторгов по поводу теплой весенней погоды и заканчивая беззаботными замечаниями о спектаклях, идущих на сцене лондонских театров. Предвкушая приятный вечер с Заком, она была весела и беспечна. До тех пор, пока, подняв голову, не заметила знакомый черный экипаж, запряженный четверкой великолепных вороных коней.
Сердце совершило головокружительный кульбит в груди. Шона совсем уж было собралась помахать мужу, но заметила, что он не один. Она внимательно присмотрелась к сидящим в экипаже людям. Одна из женщин была очень красива. В ее темных волосах красовалась маленькая лавандовая шляпка, сочетающаяся по цвету с жакетом. Вторая дама была одета в простое черное платье и сидела рядом с маленьким ребенком.
Не мигая, Шона наблюдала за тем, как Зак, выйдя из экипажа первым, протянул руку и помог спуститься сначала даме, а затем ребенку. Леди Кэролайн Доннингтон. Девочка в милом бело-розовом платье с бантиками, должно быть, ее дочь. Испытав резкий укол ревности, Шона совсем пала духом.
Зак, не подозревающий о присутствии жены, весело рассмеялся словам девочки, сверкая белыми зубами, резко контрастирующими с загорелой кожей. Одет он был с иголочки, как и положено аристократу. Никакой другой джентльмен из присутствующих в парке не смог бы соперничать с ним в учтивости. На нем были безукоризненный темно-зеленый сюртук, серые брюки в тонкую полоску и серый жилет. Темно-серый шейный платок служил завершающим штрихом великолепного наряда. Зак показался Шоне еще более красивым, чем обычно, если такое вообще возможно. Его спутница, по всей видимости, считала так же. Она склонялась к нему, касалась его руки и груди и улыбалась. Они неспешно зашагали по тропинке под деревьями, а девочка резво скакала впереди.
Шона наблюдала за этой трогательной сценой в гробовом молчании и чувствовала себя совершенно опустошенной, будто из нее выкачали всю кровь до последней капельки. Если бы она не сидела в экипаже, неминуемо упала бы, ноги отказывались держать.
— Что-то не так, Шона? — спросила тетя Августа, переполошившаяся из-за того, как резко побледнела племянница. — Тебе нехорошо?
С ужасом сознавая, что с ней случилось нечто ужасное, Шона принудила себя улыбнуться, проклиная неумение держать себя в руках.
— Со мной все в порядке, тетя. Разве может быть иначе? Просто мне вдруг стало холодно, вот и все. — Сердце болезненно вибрировало, по телу, несмотря на теплые весенние лучи, прошла дрожь.
— Тогда нам лучше вернуться домой. Пусть у тебя останется больше времени на подготовку к театру.
Когда экипаж тронулся, Шона обернулась. Зак и леди Доннингтон еще не скрылись из вида. Поглощенные беседой, они внимательно наблюдали за весело резвящейся девочкой. Шоне будто нож в сердце вонзили. Из горла вырвался негромкий стон, но вокруг было так шумно, что тетя Августа ничего не услышала. Экипаж уже подъезжал к воротам парка, когда Шона, оглянувшись еще раз, увидела, как ее муж, смеясь, погнался за девочкой и, поймав, крепко обнял.
Поверх головки ребенка, уменьшенной копии матери, Зак встретился взглядом со своей женой. Он был шокирован, не ожидая увидеть ее здесь. Мгновение или два стоял неподвижно с девочкой на руках. Шона отвернулась. Ее экипаж выехал из парка, прежде чем Зак сумел задержать его.
Он осознал, что совершил ужасную ошибку, приехав сюда. Почувствовал себя настоящим предателем. Внезапно он понял, что оказался не в том месте, не в то время и не с той женщиной. Стало неуютно, захотелось скорее уйти.
Шона тем временем отчаянно жаждала оказаться в своей комнате, где не будет никого, кроме нее. Нужно было восстановить привычное хладнокровие, хотя она не представляла, как это сделать. Она смотрела перед собой невидящим взором, различая лишь размытую пелену цвета. Что бы дальше ни случилось, надо призвать на помощь силу воли и треклятую гордость и справиться с болью в одиночестве, не показывая ни единой живой душе силу страдания.
«Как он мог? — кричало израненное сознание. — Как мог так поступить? Как осмелился, будучи женатым человеком, сопровождать другую женщину на глазах у всего общества, когда еще вчера гулял в этом же самом парке с ней, своей женой?»
