– …уничтожил 400 000 специалистов.
– считаю, что речь шла о 40 000, – буркнул Иллов.
– Сорок или четыреста – какая разница? – заявила Гарпия. – Ну да, перед нами образчик редкого ублюдка, зачем же около него останавливаться?
– Это было около двух тысяч двухсот больших циклов назад, – сказал Язон, ухмыляясь. Гарпия опешила:
– Сколько?!!! Да за такое время от человека и пыли не останется.
– Я бы усомнился в татуировках, – сказал Иллов, – но ты видела когда-нибудь такое оружие?
Гарпия отрицательно покачала головой.
– Как в таком маленьком барабане только стрелы умещаются?
– Там нет стрел, – объяснил Язон. – Это оружие, по преданию, стреляло огнем.
– Почему же его больше нигде не применяли? – спросил Еврисфей.
Язон пожал плечами:
– А почему мы летаем на неуклюжих крейсерах, а не на "Надеждах"?
– Хорош уже болтать! – раздраженно сказала Эриния. – Мы куда-то собрались, или любуемся легендарными предками?
И экипаж проследовал дальше. Вскоре люди уступили мест в цилиндрах чудовищам. И это было по-настоящему страшно – искореженные, неестественные тела и лица, порой настолько неправильные, что горло сдавливает смесь ужаса и отвращения. Отсутствующие или лишние глаза, конечности и другие органы…
Они старались побыстрее пройти мимо этих чудовищ, а те все не кончались. Дит прикрыл глаза Персифоне, Трис попыталась сделать то же с Эйден, но та решительно двинулась вперед. И поплатилась – возле одного из цилиндров, в котором находился особо страшный монстр (его тело было каким-то невероятным переплетением плоти, руки и ноги в привычном понимании отсутствовали, вместо них фигурировали какие-то наросты и что-то вроде щупалец; но в центре этого безобразия имелось красивое, невинное детское личико) Эйден вырвало. Трис и Иллов тут же бросились к ней.
– Доктор, что это? – поинтересовалась Тристана, приводя любимую в порядок.
– Естественная реакция организма, – задумчиво ответил Иллов.
– Я не об этом! Я обо всех этих… – Тристана не смогла подобрать слова и просто ткнула рукой в цилиндр.
– Не знаю, – честно ответил доктор. В это время вырвало Еврисфея.
Впрочем, вскоре облик чудовищ становился все менее жутким, пока наконец вновь не появились нормальные внешне люди. Мужчины и женщины, не титаны и не атланты, они словно сочетали лучшие черты обеих рас.
И тут коридор закончился глухой стеной, а у этой стены стояли еще два цилиндра. В этих цилиндрах были мужчина и женщина; он был похож на Ангела, или, если быть точным, на Мелантия Киноскефала. Девушка была среднего роста, с удивительно красивыми фигурой и чертами лица и темно-рыжими волосами, опускавшимися до поясницы. А главное – эти люди были живы! Было видно, как пульсируют жилки у них на висках, как подрагивает сонная артерия на шее.
– Они живы, но они не дышат, – отметил Иллов. – Странно.
– Интересно, кто они? – спросил Язон.
И ему ответили:
– Я называю их Адамом и Евой, – голос можно было принять за голос Георгия Иллова, но он исходил, казалось, отовсюду – от стен, пола, потолка. – Но вы вряд ли оцените иронию.
Если есть стадо – есть пастух,
Если есть тело – должен быть дух,
Если есть шаг – должен быть след,
Если есть тьма – должен быть свет.
Хочешь ли ты изменить этот мир,
Сможешь ли ты принять как есть,
Встать и выйти из ряда вон,
Сесть на электрический стул или трон?
В. Цой "Белый день"
Люди сплотились, выставив перед собой все имеющееся у них оружие.
– И в кого вы собираетесь стрелять? – в таинственном голосе слышалась насмешка. – Эх, люди, вы и не представляете, как вы глупы и, одновременно, агрессивны.
– Ты – Око? – осторожно спросил Иллов.
– Вообще-то Акко, – ответил голос, столь похожий на голос доктора. – Но вы, люди, так любите все искажать. Иногда мне кажется, что вы – настоящее зло, хаос, но я, существо абсолютного порядка, обязан оберегать вас.
– Почему? – спросил доктор.
– Это – моя природа, – ответил тот, кто называл себя Акко. – В этом смысл моего существования – беречь ваши никчемные жизни. И как вы при этом неблагодарны! Вы хотели бросить меня, оставить одного, вы не желали, чтобы я заботился о вас! Каждый, кто узнает обо мне чуть больше, норовит избавиться от моей власти. Как вы не понимаете, что моя власть – благо?
– Почему? – спросил доктор. – Почему ты решил, что твоя власть – благо?
– Потому что я должен заботиться о вас! О каждом из вас! Забота о человеке – мое призвание!
– Да? Тогда скажи, можешь ли ты прекратить войну в Ойкумене?
– Теоретически да. А практически – я не стану этого делать.
– Почему? Ведь люди убивают друг друга.
– По двум причинам. Во-первых, на этой войне убивают друг друга не люди, а мутанты, существа, потенциально опасные для общества, агрессивные, имеющие волю к борьбе. Во-вторых, если прекратится эта война – в лучшем случае, начнется другая, куда будут втянуты все остальные люди. Те, у которых нет подобных мутаций. Те, у кого нет амбиций, нету этой глупой жажды к борьбе.
– Ты хочешь сказать, что "врастания" появляются только у агрессивных людей?
– Да. А разве вы сами не видите, что отличаетесь от других?
– Но ведь все люди отличаются…
– Нет. Люди все одинаковы. Кроме таких, как вы. Если не дать вам возможность убивать друг друга по правилам, вы станете убивать друг друга без правил.
– А если нет?
– А если нет – будет еще хуже! Такое уже было раньше – когда все люди объединились, забыв о распрях. И что получилось? Вы бросились штурмовать небо, вы вырвались в космос – и сразу же нарвались со своей агрессивностью. Вам в вашей гордыне и в голову прийти не могло, что там, в безбрежных пространствах небес, у власти находятся существа с куда более долгой историей, чем ваша, с куда большим могуществом…
Стало тихо, невероятно тихо. В Ойкумене не бывает такой тишины, но здесь она властвовала, тишина и холод царили в этом страшном месте.
– Не верю, – сказала Эйден, – ни одному слову не верю. Да, люди бывают агрессивны, но это не норма! Это – ответ на чужую агрессию.
– …настоящую или придуманную. Когда никто вам не мешает – вы начинаете искать себе врага. Агрессия – это норма для биологических существ, предназначенных плодиться, размножаться, населять собой землю… Вы – захватчики по своей природе, потому-то мне куда более по душе ангелы. Но я обречен защищать вас, тех, кого ненавижу больше всего на свете.
В последнем ответе Акко звучала такая злоба, что часть экипажа поежились, словно холодный ветер закрался им за воротник.