Он узнал, что у нее никого до него не было, только когда уже ничего нельзя было исправить. Сама она постеснялась предупредить его, к тому же боялась, что это его оттолкнет. Сначала он пришел в ярость, но вскоре успокоился, а потом так обрадовался, что Клее стало даже немного досадно: ему поприбавилось самоуверенности.
— Я никогда до тебя не имел дела с невинными девушками, — прошептал он и принялся учить ее всему, что знал сам, решив вылепить из нее женщину по своему вкусу. Он обучил ее всем тонкостям искусства любви, и в конце концов от неловкой, застенчивой девушки, какой была Клея поначалу, остались одни воспоминания. И она позволяла ему делать с собой все, что ему захочется, — ведь она любила его и знала достаточно хорошо, чтобы понять: единственный способ удержать его — это потакать всем его прихотям.
Может быть, он и не любил ее, но с ним она чувствовала себя женщиной — прекрасной и бесконечно желанной. Иногда его ласки будили в ней такие сладостные физические ощущения, что были почти непереносимы. Он поклонялся ей, любовался каждой частичкой ее тела, доводил до исступления — она лежала в его руках невесомая, почти бездыханная, погруженная в облако чувственности, которым он обволакивал ее. В такие минуты она начинала надеяться, что в конце концов он полюбит ее — отдавая так много, он не мог не отдать и всего себя. Их тела двигались в такт их ощущениям: он дрожал от страсти, этот большой, смуглый мужчина, а она растворялась в его объятиях. В те недолгие счастливые минуты он принадлежал только ей — да, тогда он всецело принадлежал ей! И то, что с ними происходило, было и для него каждый раз потрясением. Но потом Макс досадовал на себя за свою слабость — у него быстро портилось настроение, он начинал злиться. Он никогда не открывал истинной причины своего недовольства, но Клея понимала: просто ему было тяжело признать, что из-за нее он теряет над собой контроль, он очень боялся показать, как сильно зависит от нее. Клея подозревала, что ни с какой другой женщиной он никогда не испытывал того, что мог испытать с ней, но именно это его и пугало — больше всего он дорожил своей независимостью и опасался, что их отношения могут стать более глубокими. Иногда, после особенно бурных ночей, он даже немного отстранялся, обходил ее стороной, не разговаривал по нескольку дней.
Прошлая ночь была одной из лучших. То, что он был так внимателен к ней сегодня утром, показалось ей неожиданным и странным. Он сделал шаг навстречу, хотя обычно в таких случаях отступал. На него это было совсем не похоже, и его необычное поведение смущало и волновало ее, хотя, конечно, сейчас у нее были гораздо более серьезные причины для беспокойства.
За окном стемнело. По опустевшей улице, залитой неярким золотистым светом фонарей, проходили редкие прохожие. Клею вновь охватило тоскливое чувство одиночества. Она глотнула виски, поморщилась. Ей совсем не хотелось пить, но нужно было как-то расслабиться. Хотя не очень-то и удавалось — нервы все равно были на пределе. Страх, подавленность и тысяча других неприятных ощущений овладели ею, но внешне она выглядела, как всегда, спокойной.
И все благодаря могучей силе воли! — подумала Клея с иронией, не унижаясь до самообмана. Какая уж там сила воли! Она была просто в шоке!
Неуверенной рукой дотронулась она до своего пока еще плоского живота, ее раздвинутые худенькие пальцы слабо забелели на фоне черного английского костюма. Сколько еще времени будет она оставаться такой, как сейчас, — стройной, изящной? Скоро ее состояние станет заметным. Она была уже на втором месяце.
Она хранила в себе частичку жизни Макса, и частичка эта будет расти и развиваться, пока не родится ребенок — прекрасный ребенок, темноволосый и голубоглазый. От этой мысли она чуть не разрыдалась. Ребенок… ее и Макса… Нет, ни о каком аборте не может быть и речи! Собственная горячность удивила ее.
Выйти замуж за Макса она не может. Это ясно.
Она отхлебнула еще один глоток виски.
А как быть с работой? Придется уволиться. Она не может остаться, все будут насмехаться над ней. Да и Максу будет неприятно видеть ее около себя каждый день с растущим животом — что ж с того, что это его ребенок! Тело ее, из-за которого он всегда возвращался к ней, расплывется и станет уродливым. Нет, оставаться нельзя.
Нужно пойти к Джо и упросить его расторгнуть ее контракт с компанией, но так, чтобы Макс не сразу об этом узнал. Ей придется стать полностью независимой от Макса, только тогда можно будет все ему рассказать, иначе он добьется, чтобы она осталась, он будет настаивать на этом — из обыкновенного чувства долга. Этого она не потерпит. Не вынесет такого унижения. Работать с ним рядом, видеть его каждый день, зная, что никогда больше не посмотрит он на нее нежным взглядом, никогда больше не захочет дотронуться до нее…
Довольно, хватит!
Клея резко отошла от окна, стараясь отогнать от себя мучительные мысли. Алкоголь не поможет, не надейся, сказала она себе вслух. Не поможет ни тебе, ни ребенку.
Она зашла в туалет, вылила остатки виски в раковину, сполоснула бокал, затем, вернувшись в кабинет, поставила его обратно в бар, аккуратно расположив все по своим местам.
Клея, надо идти домой, приказала она себе, но не сделала и шага к двери, а направилась в дальний угол кабинета, где были два больших мягких дивана, между которыми стоял низкий ореховый столик и несколько элегантных жардиньерок. В изнеможении рухнула она на один из диванов, прислонившись темной головой к его спинке, и закрыла глаза.
Как ей со всем этим справиться? Слава богу, у нее была своя квартира, купленная в рассрочку и полностью оплаченная отцом, когда он был еще жив. В этой квартире раньше жила вся их семья — и жила счастливо. Клея улыбнулась этим приятным воспоминаниям, благо ничто не мешало ей предаваться им в тиши кабинета Макса. Ее отец был наполовину итальянцем. Он был владельцем изысканного ресторана в Лондоне, но неожиданно заболел. Ресторан пришлось продать, так как вести дела стало некому. Вскоре он умер, но прежде хорошо обеспечил жену и дочь. Никаких долгов и собственная квартира, в которой можно жить сколько угодно. Но, конечно, как для матери, так и для дочери это было слабым утешением. Одно время Клея думала, что мать так никогда и не оправится от удара, причиненного смертью отца.
Но за пять долгих лет боль понемногу утихла. Неожиданно, год назад, мать вышла замуж за Джеймса Лэверна, который буквально ходил за ней по пятам. Клея снова улыбнулась. Бедная Эми — у нее не было другого выхода! Джеймс без памяти влюбился в нее с первого взгляда и добивался ее долго, упорно — и трогательно. Сейчас они жили в прелестном доме в Шеппертоне, уютном гнездышке, всем на зависть.
