— Он такой же скопидом, как и его старший братец Торстон.
— А ты говорил с Роджером? — спросил Гай.
Роуланд кивнул.
— Да, я видел его. Он не кидается на меня, как раньше. Он уже не так уверен в своей непобедимости.
— Ты еще больше вырос, мускулов прибавилось. Держу пари, что теперь ты выше Лютера. А такого поискать, кто посмотрел бы на него сверху вниз.
Роуланд улыбнулся.
— Да, я уже перерос Роджера.
— А в других смыслах ты изменился? — озорно подмигнув, поинтересовался Гай. — Франки смягчили твой нрав?
Гай увернулся от пинка, которого он и ждал от Роуланда.
— Нет? Ну тогда у нас в доме будет два Лютера.
Роуланд хмыкнул.
— По крайней мере я дерусь только тогда, когда на меня кто-то нападает, чего не могу сказать об отце.
Это было правдой. Лютер де Монтвиль был тяжелый, грубый человек, которому другие землевладельцы отдавали своих сыновей на выучку, чтобы они вернулись бесстрашными воинами.
Роуланд был единственным сыном Лютера, его внебрачным ребенком. Лютер не обращал внимания на этот факт. Но Роуланд презирал свое положение. Его мать выросла в соседней деревне, без положения, без родных. Она умерла во время родов — так по крайней мере говорили Роуланду. Другая женщина кормила его и растила. Лютер не вспоминал о сыне, пока ему не исполнилось полтора года. Старуха, растившая Роуланда, находилась при смерти, и тогда послали за Лютером.
У Лютера больше не было сыновей, и он принес Роуланда домой, отдал жене Хедде, над которой все время издевался из-за того, что она рожала только дочерей. Хедда возненавидела Роуланда с первой секунды. Она не занималась им, а только по малейшему поводу била, так же поступали и ее дочери.
Лютер не останавливал их, он сам вырос в суровых условиях и знал, что своей силой обязан тяжелой жизни.
У Лютера Роуланд научился контролировать все свои чувства, кроме гнева. Его научили бегать, прыгать, плавать, скакать на лошади, точно попадать копьем в цель, владеть мечом, умело и жестоко. Лютер щедро награждал мальчика тумаками за ошибки, хвалил редко и нехотя.
В детстве Роуланду доставалось не только от домашних. Сыновья представителей высших сословий, которых присылали Лютеру на выучку, были очень злобные, особенно Роджер из Мезидона, на два года старше Роуланда. Он приехал в Монтвиль, когда Роуланду исполнилось пять лет. Били мальчика до тех пор, пока он не набрался силы, чтобы защищаться. И поскольку Лютер не останавливал Хедду и дочерей, когда они наказывали Роуланда в детстве, он не стал останавливать и его, когда он вырос и мог давать сдачи.
Жить стало легче после того, как Роуланд впервые ответил на удар. Но потом он никогда не поднимал руку на женщин в доме. Он их просто не замечал. Ему уже не надо было бояться их, а приходилось защищаться только от старших мальчиков и Лютера.
— Отправимся утром? — спросил Гай, как только они вошли в палатку Роуланда на окраине Арля. В городе праздновали выигранную битву, и здесь незачем было оставаться. — Чем скорее мы поедем, тем лучше, я почти полгода ищу тебя.
— Асчего ты решил, что я здесь? — спросил Роуланд.
— Я всегда знал, что ты там, где битва, — улыбнулся Гай. — У тебя наверное уже много наделов земли, не меньше, чем у Роджера, после этих сражений?
Роуланд засмеялся, и глаза его засияли точно синие сапфиры.
— Я сражаюсь за золото, а не за землю. За землей надо ухаживать. А я люблю свободу.
— Значит, у тебя полные карманы золота?
Роуланд покачал головой.
— Увы. Женщины, выпивка… Но кое-что есть.
— А добыча от сарацинов?
— И это тоже. У них были шелка, разные стеклянные штуки, золотые блюда и лампы, всякие побрякушки.
— А битва?
— Их было много. Сарацины устроили свои лагеря по всему побережью. Но они дрались без оружия и под ударами рыцарей падали, как крестьяне. Некоторые удрали морем, мы перетряхнули их лагеря, а потом сожгли.
— Я думаю, что появился вовремя.
— Да. Моя служба герцогу Бургундии как раз закончилась. Утром мы можем отправляться. А сегодня вечером развлечемся, мой друг. Я знаю одну пивнушку у северных ворот, там варят острейшую похлебку и сладкое пиво. — Роуланд вдруг рассмеялся. — Ты даже не можешь представить, как я соскучился по отцовскому элю. Француз может утонуть в своем проклятом вине, а я с крестьянами каждый день пью пиво.
Роуланд вложил палаш в ножны и накинул на плечи длинную шерстяную накидку. Кольчугу и доспехи не взял. Оценивающе глянув на него, Гай подумал — какая прекрасная у Роуланда фигура. Тяжелый, сильный, плотный Роуланд был настоящим воином. Лютер может гордиться таким сыном.
Гай вздохнул. Роуланда никто не любил, когда он рос. Вот откуда его угрюмость, его тяжелый характер. Он не мог стать другим. Но Роуланд обладал и хорошими качествами — он мог быть очень преданным, не лишен чувства юмора. Откровенно говоря, он хороший человек.
— Я должен предупредить тебя, Гай, — сказал Роуланд, когда они вошли в город. — Роджер из Мезидона тоже полюбил ту пивную, куда мы идем. Одна девица в ней очень его интересует.
— И тебя тоже, не сомневаюсь, — заметил Гай. — Ты и он всегда увлекались одними и теми же женщинами. А сейчас вы соперничаете из-за нее?
Роуланд скорчил гримасу, вспомнив что-то.
— Да, мы тут как-то подрались. Этот хитрый мошенник зацепил меня неожиданно, после того, как я хорошо набрался.
— И ты проиграл?
— А разве я не сказал? Но это в последний раз, когда я схватился с ним по такой дурацкой причине. Все женщины одинаковы. У нас с ним есть достаточно поводов драться, кроме женщин.
— Ты ничего не спросил об Амелии.
— Да, не спросил.
— Тебе не интересно?
— Нет, — сказал Роуланд. — Я выбросил ее из головы, когда уехал. Если она будет свободна, может, я опять вернусь к ней. Если нет… — он пожал плечами, — найду другую. Эти дела мало что для меня значат.
— Она свободна, Роуланд. И преданно ждет тебя все шесть лет.
— А я не просил ее об этом.
— Тем не менее она ждет. И надеется выйти за тебя замуж. Даже Лютер не против. Он относится к ней как к дочери.
Роуланд остановился и нахмурился.
— Она знает, что я не собираюсь жениться. Что дала женитьба моему отцу, кроме двух вечно ноющих дочерей и сварливой жены?
— Нельзя же всех женщин мерить меркой своей мачехи, — заметил Гай. — В путешествиях по Франции, я уверен, ты понял, что женщины отличаются друг от друга.
— Наоборот. Я теперь знаю, что любая женщина, когда чего-то хочет, говорит о-очень сладкие слова, а сама, пардон, настоящая дрянь. Нет, я не хочу, чтобы меня пилила жена, я скорее в аду сгорю, чем женюсь.
