Никто из четверых так и не понял того, что Акко сделает свои собственные, весьма парадоксальные выводы…
***
Приближалось окончание полета; на борту установилось шаткое равновесие между "властям" и "специалистами". Неугодных обоих сословий превращали в парий: в пункте прибытия их ожидала печальная участь.
Наверно, во время полета специалисты ставили на себе эксперименты по усилению своих способностей (возможно, один из наших предков был инициатором этой программы). В любом случае, к моменту прибытия специалисты уже были отдельной расой со своими возможностями. Те, кто этими возможностями не обладали, тем не менее, были в численном большинстве. Иными словами, назревала гражданская война.
К этому моменту безпокойство Акко нарастало. Следует помнить, что он тогда был еще ребенком. Акко прекрасно понимал, что по достижению цели нужды в нем не будет. В его разуме поселился страх, страх быть брошенным.
Он стал заискивать перед "родителями", но его огромные аналитические способности пошли ему впрок – очень скоро он нашел общий язык с одним из членов группы.
Мелантий Киноскефал боялся смерти, нет, даже не смерти, а забвения. И Акко предложил ему безпроигрышный вариант – сотрудничество с ним в обмен на вечную жизнь. Он знал уже о том, что планета, к которой стремился их корабль, обитаема расой полуразумных энергетических сгустков.
– Ангелов? – спросила Эйден.
– Так их назвали люди. Сами же ои не называли себя никак. Их разум был на очень примитивном уровне, и Акко со временем смог подчинить их. Но перед этим путешествие закончилось, закончилось еще до того, как Акко был к этому готов. И он впал в настоящую панику.
Целью его жизни было служение людям, обезпечение перелета. Но перелет закончен. Люди покидают корабль. Они уже развернули на планете шесть мобильных баз, они готовы заселять этот мир.
Акко обращался к ним, едва ли не умоляя не бросать его – но тщетно. Люди спешили покинуть замкнутое пространство корабля и поселиться под открытым небом. И они проигнорировали слова Акко о том, что они не смогут жить без его покровительства. А зря. Потому что доведенный до отчаянья, Акко сделал нечто совершенно невероятное…
Язон опять сделал паузу, потом продолжил.
– Его расчетные способности невероятно велики, а на борту корабля находится оружие поистине страшной разрушительной мощи. И он применил это оружие, применил так, чтобы ни один человек не пострадал, но сама планета превратилась в скопление вращающихся вокруг Ядра обломков.
Люди не понимали, что произошло. Среди них началась паника. Разные фракции обвиняли друг друга в катастрофе. Акко позволил начаться гражданской войне, и не останавливал ее несколько десятилетий. За это время ему удалось многое. Он подчинил себе ангелов, а Мелантий создал группу Авгуров – секту, поклоняющуюся Оку и выполняющую его волю. Это были самые бездарные из господствующей касты, но, соединенные общей волей, они стали первой реальной силой в Ойкумене.
Трое наших предков понимали угрозу, нависшую над человечеством. Они сделали все, что могли – постарались объединить вокруг себя всех специалистов, всех, кто мог осознать нависшую угрозу. Но у них не хватало элементарного оборудования – все было изолировано на этом корабле. А у Ока были ангелы, авгуры и боевые роботы, и противостоять этой мощи было невозможно.
Война превратилась в избиение. Специалистов буквально вырезали, причем без участия Акко, который, конечно же, не позволил бы убивать людей – но не мог препятствовать им убивать друг друга. Уцелевшие специалисты собрались в районе Пятой Базы. Это место наши предки заблаговременно сделали невидимым для Акко и его приспешников – кроме Авгуров. Осознав, что одолеть людей невозможно, Акко пошло на переговоры, тем более, что оно все равно ничего не могло сделать своим создателям.
И наши предки капитулировали. Но перед этим сумели создать "Надежду" и развить в себе и других специалистах уникальные способности. Отныне мир лишался большей части техники, человечеству разрешалось иметь лишь механизмы, а вы видите, насколько они примитивнее по сравнению с той технкой, которой Человечество обладало.
Но Акко не учел одной вещи. Его разум был слепком, калькой четырех личностей его создателя, но он навсегда остался таким, каким стал после того, как Мелантий Киноскефал завершил четвертую операцию копирования.
Язон остановился. Экипаж смотрел на него, и ни у кого не было сомнения или недоверия. Странно – наверняка новое тело капитана не имело в мозгу необходимых мутаций – но единство с экипажем все равно сохранялось, и было пожалуй, даже более сильным, чем раньше.
– А люди меняются. Они учатся новому, приобретают новые знания и навыки. Конечно, Акко тоже усваивал новую информацию, но это никак не меняло его личность. Именно поэтому он и проиграл. Дважды.
Дорога вдаль и вдаль ведет,
Через вершины серых скал -
К норе, где солнце не сверкнет,
К ручью, что моря не видал.
По снегу зимних холодов
И по цветам июньских дней,
По шелку травяных ковров
И по суровости камней.
Дорога вдаль и вдаль ведет,
Под солнцем или под луной,
Но голос сердца позовет -
И возвращаешься домой.
Молчишь, глядишь, глядишь кругом,
И на лугу увидишь ты
Знакомый с детства отчий дом,
Холмы, деревья и цветы.
Дж.Р.Р.Толкиен "Хоббит, или туда и обратно".
– Так что же, – из горла Персея вырвался клекот, лишь отдаленно напоминающий смех, – все это время мы поклонялись машине? Служили ей, как Богу?
– Я бы не стал называть это машиной, – начал Иллов, но Персей прервал его.
– Машина… – было непонятно, плачет он, или смеется. – Машина, а мы готовы были считать ее Богом.
Эйден оставила Тристану и подошла к Персею. Взяла его лицо в руки, подняла (титан был выше весталки, но сейчас он казался ниже, поскольку плечи его поникли, голова склонилась):
– Все мы в чем-то ошибались. Я – святая Весталка, я верила всему, преподаному мне измладу, но все оказалось ложью. Моя жизнь, по меркам Ойкумены – анафема.
Трис вздрогнула, но Эйден успела раньше:
– Вот только той Ойкумены больше нет. Наш огромный мир оказался лишь точкой безбрежного мироздания. Я уже слышу голоса далеких звезд. Они там, в страшной пропасти – но они есть. И ты знаешь это, правда?
– Да… – ответил Язон. – Я чувствую эти голоса… слабо, почти незаметно, но они уже зовут меня.