— Это будет нашим маленьким секретом, не так ли, моя дорогая девочка?
— Я всегда думала, что ты асексуален. — Мой взгляд задерживается на отчете о погоде, танцующем на экране телевизора с плоским экраном. Это будет великолепная неделя, но, конечно, я не смогу ее испытать. Я знаю, что будет дальше, но я должна держать это в себе. Я не позволю ему увидеть, как я сломаюсь. — Я думала, что Кэмден был счастливой случайностью. Что, может быть, ты однажды попробовал киску, и в результате родился ребенок. У тебя нет жены и ты не разведен. А кто мать Кэмдена?
Мне на самом деле все равно. Я просто хочу поиздеваться над ним. За все время, что я была с Кэмденом, он всегда умалчивал о личности своей матери. Сказал, что никогда не хотел говорить о ней, что она была под запретом. Я знаю, что они с Годфри очень близки, но если его мама жива и здорова, они никак не могут поддерживать связь.
— Не твое чертово дело, милая. Вовсе нет. — Холодные, потрескавшиеся губы Годфри проводят по моей ключице, а его ладонь скользит под моей рубашкой, обхватывая одну грудь и перекатывая между пальцами мой сосок. — Если ты когда-нибудь скажешь Кэмдену, что я тебя трогал, я порежу тебя и скормлю собакам. Ты хорошее мясо.
Я не отвечаю. Я просто напоминаю себе обо всех хороших временах, чтобы пережить один плохой момент.
Фисташковое мороженое.
Аромат океана, когда он разбивается о мои песчаные пальцы ног.
Игра в «Монополию» в пижамах с Престоном и папой, набитые до отказа после рождественского ужина.
Прыжки на водяной кровати, пока няня не смотрела.
Фильм «Амели».
Чувство слез, покалывающих нос, когда ты читаешь тревожную книгу.
— Ложись, — говорит он, и я ложусь, потому что знаю, что он может меня убить. Убить меня и сказать Кэмдену, что я пыталась сбежать, и одному из охранников пришлось меня остановить. Я не хочу умирать. Нет, пока я не выясню, есть ли выход из этого ада.
— Не волнуйся, красавица. Все закончится, прежде чем ты это узнаешь. Правда, когда я ворвусь в тебя, мне покажется, что это навсегда. Время. Оно движется по-разному в зависимости от наших обстоятельств. Это очень медленно, когда тебя пытают. Но каков твой выбор? — Он переворачивает песочные часы на комоде возле кровати. —Сопротивляйся - и твое время вышло.
Годфри забирает меня.
Забирая мое счастье, мою душу и мою сексуальность. Забрал вещи, которые я не собираюсь отдавать. Он тянется к тюбику с вазелином, стоящему рядом с кроватью, и скользит в него пальцами. За последние несколько недель Кэмден был единственным, кто брал. Иногда он позволял Себастьяну смотреть в наказание за то, что я с ним сделала. Но это первый раз, когда Годфри пробует на вкус.
Кэмден никогда бы не согласился на такое. Он собственник и ревнивец, своенравный принц, который считает себя более достойным, чем безумный король.
Я начинаю плакать, мое тело трясется на простынях. Он еще даже не голый, а я уже дрожу, как мятая газета, пытающаяся пережить ураган.
— Господи, — раздраженно стонет Годфри. — Я не могу трахнуть тебя как следует. Не так.
На секунду я принимаю его раздражение и слезы за доброту и фыркаю, опираясь на локти, но затем он говорит: — Повернись.
Мой живот прижимается к холодной простыне, я слышу, как он скользит смазкой вверх и вниз по своему голому члену с прихлебывающим звуком, прежде чем он направляет себя в мою узкую дырочку. Меня никогда раньше там не трогали. Кэмден попросил меня сделать это, когда мы еще были вместе, но я отказалась. Он уважал это. Даже после того, как мы расстались.
Но его отец не знает, и, скорее всего, ему все равно.
Это больно, и не только физически. Я не сомневаюсь, что я истекаю кровью. Но я беру его и едва хмыкаю, сильно прижимаясь губами к подушке, закрывая глаза. Я не сломаюсь.
— Ты знаешь, мисс Берлингтон-Смит. Трахать тебя почти так же весело, как делать это с твоим отцом. Должно быть, очень обидно, когда твои родители бросают тебя из-за денег и жадности.
Голубое небо после дождя.
Игра в прятки с милым соседским малышом Чарли.
Чашка свежесваренного кофе в аэропорту после долгого перелета.
Первые свидания.
Первые поцелуи.
Новая жизнь.
Не ломается. Не ломается. Не ломается.
Годфри кончает в меня, стонет от удовольствия и откатывается от моего тела.
На следующий день он снова насилует меня, на этот раз в мою киску.
Через три недели узнаю, что беременна. Годфри никогда не пользовался презервативом.
Кэмден тоже.
Малыш — Арчер.
Это не заставляет меня ненавидеть его. В моем сознании мы против них. Я должна спасти его от Арчеров не меньше, чем себя.
Только я подвожу своего ребенка.
И именно в тот момент, когда я истекаю кровью сгустком размером с горошину, наблюдая, как он плывет по красному морю в туалете, я действительно ломаюсь. Это тот момент, который меняет все, он дает мне понять, что хотеть их убить — это нормально.
Я подвела своего ребенка.
Но я не подведу себя.
Я шагаю к деревянным воротам Годфри в окружении арийских братьев. Не сводя глаз с двери, я чувствую себя увереннее с каждым шагом.
Они позволили мне свободно пройти, потому что они в шоке.
Потому что они знают, кто я.
И поскольку они не могут убить меня — Годфри хочет сделать это сам.
Когда я достигаю края мощеной дорожки, ведущей к его входу, меня отталкивает толстяк в грязных «Левисах» и с белым женоколом.
— Теперь, что, черт возьми, ты думаешь, что ты делаешь?
— Он хочет, чтобы я была жива, — спокойно говорю я, подбрасывая мячик от стресса вверх и вниз на ладони. — Спроси его сам. Скажи ему, что Прескотт здесь. Одна и готова к разговору.
Я надеюсь, что Нейт держится подальше от этой сцены, но знаю, что он в ярости от того, как я поступила. Я даже не спросила его, прежде чем ворваться в дом Годфри, и теперь я стою перед шестью крепкими мужчинами, похожими на нацистов. У всех бритые головы и синие выцветшие татуировки по всему телу. Их лица изображены с яростью. Жизнь подвела их, и они подвели жизнь. Это ловушка 22, но я не испытываю к ним никакой симпатии. У всех нас есть демоны. Настоящие бойцы приковывают их к яме своих темных душ.
— Глупая сука, — выплевывает один из них, и его мокрота приземляется прямо рядом с моим сапогом. — Думает, что может командовать нами. Твою богатую задницу изнасилуют, если ты не заткнешь рот.
— Спроси Годфри. — Мой подбородок поднят, мой крутой фасад выставлен на всеобщее обозрение. — Я здесь, чтобы собирать деньги. Он думает, что все наоборот, и преследует меня уже несколько лет. Лучше не заставляйте его долго ждать, иначе ваши головы будут на его тарелке сегодня вечером.
Это заставляет их хихикать. Они настолько тупые, что принимают мой маленький рост за слабость. Мне все равно. Я не осмеливаюсь обернуться, чтобы проверить Нейта. Если я хотя бы шевельнусь в его сторону, они попытаются увидеть, кого я ищу. Скорее всего, они уже знают, что мы с Нейтом должны быть вместе. Вот почему они согласились присматривать за Годфри в первую очередь.
Наконец, один из них, высокий мужчина с густой светлой бородой, подносит телефон к уху.
— Она здесь. — Его тон обрезан. — Одна. Я посылаю четырех парней, чтобы осмотреться и попытаться найти его.
Мой живот скручивает от боли.
Беги, Нейт. Это не твоя война.
Хотя больше всего меня ранит моя глупая гордость. Я сама попала в эту ситуацию, потому что больше заботилась о том, чтобы погубить Годфри, чем о том, чтобы дать нам с Нейтом начать все заново. Когда бородатый парень ведет меня в глубину переднего двора Годфри, меня осенило. Если мы выберемся живыми, я так много хочу показать и сделать с ним. Я хочу воссоздать все те счастливые моменты, которые не дали мне сломаться. С ним.
