Хотя почему нет? Разве самое плохое в ее жизни уже не случилось? На мгновение она вспомнила звук взрыва и тяжесть безжизненного тела отца.
Да и дальше ее преследовали несчастья, одно за другим. Консервативные и лицемерные члены совета Талии мечтают дискредитировать ее и даже лишить власти. Они не хотят, чтобы Талией управляла молодая женщина. Так долго она пыталась доказать им, на что способна. Но они считали ее глупой и безответственной, подвергали сомнению каждое ее слово и действие. А все из-за одной глупой ошибки, которую она совершила в девятнадцать лет, сломленная печалью и одиночеством. Прошло почти четыре года, но все хорошее, что она сделала, все счета, которые она подписывала, – по-прежнему ничего не значили. По крайней мере в глазах Маркоса. А все остальные просто заглядывают ему в рот. Талия – страна традиций. Они хотят видеть мужчину во главе государства.
На глаза навернулись слезы, но Елена яростно смахнула их. Она не маленькая девочка, чтобы плакать над разбитой коленкой. Она взрослая женщина, которая четыре года доказывала, что обладает силой и выносливостью мужчины.
Нельзя допустить, чтобы все закончилось только потому, что какой-то ненормальный мятежник решил присвоить себе право на трон.
Вот только Халиль не кажется ненормальным. Невозмутимый, самоуверенный – да. Но как он может быть законным наследником? И неужели он правда считает, что может занять трон прямо под носом у Азиза?
Когда ее хватятся в Сайаде и сопровождавший ее кадарский дипломат поднимет тревогу, Азиз отправится на поиски – и найдет ее. Потому что он в таком же отчаянном положении, как и она. Впрочем, учитывая, что сейчас она в плену посреди пустыни, возможно, ее положение чуть более отчаянное.
Внезапно с ужасающей ясностью Елена поняла, что Азиз может найти себе и другую невесту. Почему нет? Они встречались всего несколько раз, инициатива исходила от нее. Он все еще может подыскать кого-то другого, хотя у него и осталось на это мало времени.
Учел ли это Халиль? Что мешает Азизу взять первую попавшуюся женщину и жениться на ней, просто чтобы выполнить условия завещания? Надо растолковать это Халилю. Это ее последний шанс.
Преисполненная угрюмой решимости, Елена рванула к выходу из шатра и шагнула прямо в тьму пустынной ночи – только чтобы наткнуться на двух часовых, стеной преградивших ей дорогу. Она посмотрела на их бесстрастные лица, на винтовки, прижатые к груди, и дерзко вздернула подбородок:
– Я хочу поговорить с Халилем.
– Он занят, ваше высочество. – Голос охранника прозвучал мягко и вместе с тем неумолимо.
– Чем-то более важным, чем охрана его прав на наследование престола? – парировала она. – У меня есть сведения, которые будут ему интересны.
Охранники продолжали молча смотреть на Елену.
– Пожалуйста, вернитесь в шатер, ваше высочество. Поднимается ветер, – сказал один из них.
– Передайте Халилю, что ему нужно поговорить со мной. – К своему несказанному огорчению, Елена услышала жалобные нотки в своем голосе. – Скажите, что у меня для него есть важная информация.
Один из охранников положил руку ей на плечо, и Елена окаменела под его прикосновением.
– Не трогайте меня.
– Для вашей собственной безопасности, ваше высочество, вы должны вернуться в шатер. – И, развернув Елену лицом к входу, он слегка подтолкнул ее, словно она была маленьким ребенком, которого отправили в угол.
Халиль сидел в своем шатре за тиковым столом и пальцем чертил маршрут через пустыню – из своего лагеря в Сайад. Триста миль. Триста миль до победы.
Невольно, не в силах удержаться, он посмотрел в угол карты, на негостеприимный клочок мрачной пустыни, где жило одно-единственное кочующее племя – племя его матери.
Абдул-Хафиз мертв, и племя матери теперь поддерживает его. И хотя они даже провозгласили его шейхом, он не приехал, чтобы поблагодарить их за оказанную честь.
Он никак не мог заставить себя вернуться на бесплодный клочок земли, где он страдал три долгих года.
У него до сих пор сжималось сердце, когда он видел это место на карте, а память рисовала жестокое, насмешливое лицо Абдул-Хафиза, замахивающегося кнутом на жалкую фигурку маленького Халиля.
– Женщина спрашивает вас. – У входа в шатер стоял Ассад. – Говорит, у нее есть важная информация для вас.
– Какая?
Ассад пожал плечами:
– Кто знает. Она доведена до отчаяния и, вероятно, лжет.
Халиль побарабанил пальцами по столу. Елена и впрямь в отчаянии, и это делает ее безрассудной. Непокорной. Несомненно, ее попытка вызвать его на разговор – очередная уловка, способ освободиться. И лучше бы проигнорировать ее просьбу. Проводить как можно меньше времени с женщиной, которая зря вводит его в искушение.
– Надо с этим разобраться, – сказал он мгновением позже. – Я навещу ее.
– Привести ее сюда?
– Я сам зайду к ней в шатер. – Халиль встал со стула, стараясь не обращать внимания на желание, вновь возникшее при мысли о королеве.
Ветер дул ему в лицо, забрасывая песком, пока он шел через весь лагерь к шатру Елены. Вокруг люди сидели на корточках у костров или чистили свое оружие и ухаживали за животными. При виде этой картины, глядя на преданных ему людей, Халиль исполнился теплых чувств и в то же время что-то отозвалось болью внутри.
Эти люди – самые близкие для него. Почти что семья, которой у него не было двадцать девять лет.
Дайма, конечно, была его семьей, и он бесконечно благодарен ей за то, что она для него сделала. Она в буквальном смысле слова спасла его: кормила, поддерживала, верила в него. Да, он многим ей обязан. Но Дайма никогда не понимала, что им движет. Не понимала, насколько ему важно вернуть все утраченное, вернуть самого себя. А эти люди понимали.
Отогнав непрошеные мысли, Халиль решительно вошел в шатер Елены.
Елена принимала ванну.
И это стало для него ударом под дых: бескрайняя тьма снаружи, и вдруг отблеск тусклого света свечей на золотистой коже ее спины. Единственный звук – плеск воды о края глубокой медной кадки, в которой мылась Елена, – а затем его шумный вздох, как волна желания, захлестнувшего его с головой.
Елена замерла, выронив мочалку, и обернулась. Их взгляды встретились. Схлестнулись. Она молчала, не двигалась. Халиль тоже. Время будто замерло – мгновение, полное ожиданий и прекрасное в своей простоте, остановилось.
Она была удивительно красива. Изящные очертания ее спины напомнили Халилю изгибы виолончели. Завиток темных волос выбился из прически и упал на шею, остальные были заколоты на макушке. Как будто издалека до него донесся звук ее учащенного дыхания. Халиль понял, что она напугана. Ему стало стыдно, и он резко отвернулся.
