— Ебануться… — пролепетала Лена, глядя на пилота глазами, начисто лишенными надежды. Ей только начал нравиться рядом сидящий парень, а тут все псу под хвост. Следом мелькнула мысль, что ее настигла кара небесная за непозволительные мысли о соседе. И раз теперь терять нечего, то пусть все будет не напрасно. Испуганным зверьком она прижалась лицом к боку соседа, обвив руками торс. — Можешь обнять меня посильнее, чтоб было не так страшно?
— Хорошо… — сам себе удивляясь, Костя согласился. Ее близость была приятной. В какой-то мере волнующей. Под своими руками он чувствовал вздрагивающее хрупкое тело. Легкая футболка девушки была слабым препятствием для исследования. Локоны у нее были мягкие, пушистые и пахли цитрусом. Прижимая трусиху к себе, Соболев чувствовал не только, как та вжималась в него и осторожно поглаживала его руку, но и как в его штанах приподнималось то, что сейчас было не к месту. Совсем. Но больше всего его сознание взбудоражило другое — ее полное доверие ему. Незнакомому, чужому человеку.
— Я целовалась восемь раз., — призналась Лена, подняв голову и заглядывая пилоту в глаза. — Из них с языком только три раза.
В голове Измайловой ко всему ужасу теперь прибавилась обида. Впервые ей так хорошо рядом с мужчиной, то есть мальчиком, но все складывалось так плохо. Времени не оставалось, чтоб насладиться тем, чего была лишена ее жизнь из-за вечных страхов. Сейчас, в эти минуты, она понимала, как много отдала панике, а ведь до сего дня ничего плохого с ней не происходило. И теперь, когда действительно стоило бояться, она жалела, что не испытала в своей жизни большего, от чего улыбалась бы воспоминаниям в последние минуты. Как же все глупо и обидно.
— Еще нацелуешься, — усмехнулся сосед, но где-то в душе неприятно екнуло при мысли, что не с ним.
Времени для исполнения всех желаний не было, а потому Лена не стала растрачивать его зря. Настойчиво, со всей пробудившейся смелостью, игнорируя людей вокруг, она коснулась губами губ соседа. Осторожно, неумело, пробуя на вкус и текстуру, проводя языком, будто хотела слизать тающую сладкую начинку из трюфеля. Ко всем бредовым мыслям Измайловой присоединились новые ощущения и желания, которые не хотелось скрывать. Зачем? Сейчас все стало просто и понятно… на краю гибели.
— У тебя мягкие и прохладные губы. Сладкие, с привкусом мяты, — прошептала Лена практически в рот ошарашенному пилоту. — Я бы попробовала тебя всего.
— Что мешает? — Костя с трудом собрал все свое самообладание, чтобы от вспыхнувшего желания не раздавить в руках психопатку. Забавно, что совсем недавно было проще представить ее орущей матом на всех языках.
— Твой возраст, — продолжала исследовать губы соседа Лена, упустив момент, когда он стал ей отвечать. В отличие от Измайловой Соболев был умелым. Затягивал в водоворот страсти осмысленно, углубляя касания языка, обжигая дыханием небо, прикусывая губы девушки, слегка оттягивая их, отпуская и начиная вновь.
— Что с ним не так? — Костя не удивлялся. Вопрос был задан безлико, как часть происходящей игры. Без особой надобности ответа.
— Молодой ты для меня, — ответ Лены был таким же. Разжигающая тело истома вытеснила все фобии на задворки мозга. Если представить все ее страхи нечистью: зомби, тараканами, инопланетянами с дурными намерениями и тому подобными вурдалаками, то сейчас, конечно, они размахивали транспарантами и просили о внимании к себе, но она не могла. Позже. Когда отбивной котлетой о землю шваркнутся.
— Стесняюсь спросить, сколько тебе лет, Фрося? — усмехнулся в поцелуй сосед.
— Двадцать пять, — ответила Измайлова, получив редкое удовольствие от несносного прозвища.
— Я старше тебя на пять лет, трусиха мелкая, — улыбнулся Костя. Размышлять об уместности и правильности происходящего не хотелось.
— Вы, что… уже целуетесь? — голос Светы прозвучал у самых ушей поплывших от близости друг к другу пассажиров.
Лена хотела отодвинуться от своего соседа, который оказался не ребенком, а значит, карма не испортилась, но ей не позволила сильная и теплая рука, лежавшая на ее затылке.
— Есть возражения? — мужчина смотрел на Измайлову откровенно пожирающим взглядом, хотя вопрос задал вовсе не ей.
— О нет! Какие возражения? Одна благодарность! — с особым энтузиазмом и радостью отозвалась подруга, все еще вжимая лицо в проем между креслами. — Тебя как зовут? Чтоб я знала, кому дифирамбы петь под окнами отеля.
— Костя… — улыбнулся сосед, не отводя взгляда от соседки. Та же, словно зверек, замерла и смотрела на него со всем обожанием.
— Костя, если что… мы в отеле «Александрия». На Халкидиках, — резюмировала Тимофеева, натянула повязку на глаза и вновь подперла плечом стенку борта.
— Поразительное совпадение, — тихо сказал пилот.
Все внимание Измайловой было сосредоточено на одном человеке. Его глаза с поволокой возбуждения светились от лучей солнца, что пробирались в салон самолета через иллюминатор. Влажные, зацелованные приоткрытые губы манили яркостью, свежестью, обещанием. Улыбка возбуждала дерзостью и вызовом. От переизбытка чувств сердце Лены совершало прыжки на батуте, то ухая вниз, то бешено стуча в самом горле.
Продолжить начатое Косте хотелось до зуда во всем теле, но здравый смысл приказывал остановиться. Окружающие уже смотрели на них с неодобрением, на что имели право.
— Сколько нам еще лететь? — задавая вопрос, Измайлова точно знала чего хочет. Страхи впервые за долгое время отпустили. Пусть на минуты, но самые незабываемые. Не бояться — прекрасно. И если тому способствовала ее безрассудность, то она с радостью произведет обмен.
— Минут сорок, — улыбнулся Костя. Наблюдать за эмоциями Лены было интересно. Любопытно. Открытая книга, полная непредсказуемого экшена, способного держать в легком, но почти зверином напряжении. Хотелось завладеть всем ее вниманием, подчинить себе, напугать, обласкать, разозлить, изнежить и заботиться. Одновременно и все сразу.
— Можешь со мной… Как сказать… не знаю… — решение Измайловой не было спонтанным. Жизнь научила ценить малое, надеяться на лучшее, но не питать напрасных иллюзий. Когда еще, через сколько лет или десятилетий можно будет встретить того, кому доверишь себя… даже в самолете. Лена шагнула на дорогу, что вела наперекор ее привычной жизни, и ей это понравилось. Остановиться уже невозможно.
— Фрося, не смотри на меня так, — тихо и как-то грустно засмеялся Соболев. Ему было не шестнадцать лет, и он прекрасно видел все желания Лены. Мешанина, в которую теперь вплетался стыд на ее лице, срывала все запреты, задвигала в дальние углы приличия и мораль.
— Стань моим первым мужчиной… — плечи Измайловой нервно опустились одновременно с прерывистым выдохом. Сказала. Смогла. Будь что будет. Только бы не отказал. Позориться было не впервой, но с ним это стало бы апофеозом.
— До отеля потерпишь? — новая волна возбуждения болезненно отозвалась пульсацией члена в тесную ширинку.
— Нет. Сейчас. Здесь, — Лена облизнула в момент пересохшие губы и приложила ладони к щекам. Вся кожа полыхала огнем то ли от стыда, то ли от предвкушения. Она сама не понимала, почему «сейчас и здесь», но точно знала, что для нее это важно. Бросать вызов себе — так по-крупному, без блефа и тени сожалений. Так, как она еще никогда в жизни не поступала.
— Что ж ты делаешь? — прорычал Соболев в губы Лены, прислонив свой лоб к ее и бережно перебирая каштановые локоны на ее затылке. Фантазией Костя обделен не был, сексом занимался в любых доступных местах и на всех возможных поверхностях. В небе — никогда. Так сложилось. Раскладывать своих бортпроводников — табу. Правило номер один.
— Это… да? — прошептала девушка, затаив дыхание.
Спустя считанные минуты они уже хаотично покрывали друг друга поцелуями в тесной кабинке туалета борта РА4220 Москва — Салоники. Футболки были сброшены на край мельхиоровой раковины, а жажда познания друг друга зашкаливала. Узкие джинсы Лены никак не хотели стягиваться с ног, пространство ограничивало движения, и она вынужденно, кряхтя, терлась лицом о пах Кости.
