— Скажи, как тебя зовут?
— Росита, сеньорита, — ответила девушка.
— А меня — Филиппа. Знаешь, я на самом деле справлюсь сама. Спасибо, ты мне очень помогла. Можешь быть свободна. Не беспокойся, все будет в полном порядке.
— Как вам будет угодно, сеньорита.
Росита склонила голову набок, слегка присела и легкими шагами вышла из комнаты.
Через двадцать минут Филиппа подошла к огромному зеркалу, обрамленному резной позолоченной рамой, и с изумлением застыла.
Она смотрелась просто фантастически! Иначе не скажешь. Платье выглядело настоящим произведением искусства. Наверняка изделие от какого-нибудь известного кутюрье.
Оно мягко облегало ее стройные бедра, играя и переливаясь удивительно живыми оттенками изумрудного цвета. Полные груди красиво драпировались низко вырезанным лифом, поддерживаемым тоненькими бретельками, обсыпанными мелкими стразами.
Нельзя не признать — платье в своей изысканной простоте было просто великолепно!
Филиппа собрала пышные волосы в узел и уложила их на затылке. Несколько непокорных прядок выбились наружу и игриво упали на лоб и щеки, обрамляя строгий овал белоснежного лица.
Осталось только нанести легкий макияж, соответствующий цвету платья, и она готова.
В дверь постучали, и на пороге появился слуга, явившийся пригласить ее к ужину. Несмотря на бесстрастное выражение его лица, Филиппа без труда прочитала восхищение, отразившееся в его взгляде.
На мгновение ей показалось, что на нее смотрит не пожилой слуга, а тот молодой человек, которого она встретила сегодня днем на террасе. Его холодные серые глаза всплыли в памяти, перевернув все в ее душе вверх дном…
Она вежливо улыбнулась слуге и направилась к мраморной лестнице. Пора вновь приготовиться к битве…
Энрике с нетерпением ожидал начала ужина, стоя посреди витиевато обставленного зала. Впрочем, похоже, хозяин никуда не торопился. Он с удовольствием рассказывал молодому гостю о своей новой дорогостоящей игрушке — стопятидесятилятифутовой яхте, которую только что доставили к его личному причалу.
Радуясь, как ребенок, он описывал великолепие внутреннего убранства, с удовольствием останавливаясь на цене каждой детали. Глаза его удовлетворенно поблескивали, он явно пребывал в хорошем настроении.
— Ты, мой друг, — заявил он Энрике, хлопая его по широкой спине все еще крепкой рукой, — будешь первым, кто поведет ее! Ты проведешь на этой яхте свой медовый месяц! Ну как? Что ты об этом думаешь?
Энрике криво улыбнулся. Ясно, что медовый месяц, проведенный на новой яхте дона Диего, будет очередной сенсационной новостью для всего делового мира, что и требуется старику.
— Ну ладно-ладно.
Диего снова похлопал его по спине и внезапно повернул голову.
Автоматически Энрике проследил за его взглядом. В этот момент в зал вошла та самая огненноволосая красавица!
Энрике показалось, что его ударили в живот, тем более что эта встреча оказалась для него абсолютно неожиданной.
Какого черта она тут делает? — мелькнул в его голове недоуменный вопрос.
Девушка секунду помедлила у дверей — видимо, чтобы насладиться произведенным эффектом, решил Энрике, — и пошла прямо к, ним с высоко поднятой головой.
Завитки ее потрясающих бронзовых волос, выбившиеся из тугого узла на затылке, пружинисто колыхались вокруг точеного овала белоснежного лица, едва тронутого легким загаром.
Дыхание у Энрике перехватило.
Роскошное платье подчеркивало все достоинства ее стройной фигуры даже в еще большей степени, чем облегающая кофточка, которую он видел на ней днем.
Теперь перед ним предстали во всем великолепии длинная лебединая шея, скульптурно вылепленные плечи, прекрасные грациозные руки и то, что невольно притягивало его взгляд больше всего, — округлые выпуклости пышной груди под опасно низким вырезом платья…
Ему до боли захотелось прикоснуться к ней, но его отрезвил взгляд Авельяноса, который пристально наблюдал за ним.
Да, старик, несомненно, понял, что он смотрит на его любовницу с вожделением.
Ему стало противно.
Что за игру затеял старый черт? Зачем он пригласил на ужин свою любовницу? Ему что, доставляет удовольствие наблюдать, как мне хочется обладать тем, что принадлежит ему?
Лицо Энрике окаменело.
Филиппа в свою очередь переступила порог и на мгновение замерла, увидев мужчину, о котором вообще предпочла бы не вспоминать, особенно в такой ответственный для нее вечер.
Он стоял рядом с дедом, и она легко прочитала огонь желания, вспыхнувший в его глазах, потом опять, как и при утренней встрече, сменившийся отвращением. Все необъяснимо повторилось.
И так же, как при первой встрече, Филиппа отреагировала инстинктивно — вскинула подбородок, презрительно скривила губы. Она даже обрадовалась своему гневу, который помог ей отвести взгляд от его лица, подошла к стене и спокойно встала у дивана античной формы.
— Ну? — спросил дон Диего у Энрике. — Как она тебе?
Какого черта я должен отвечать ему? — злобно подумал Энрике и сказал первое, что пришло ему в голову.
— Как всегда, Диего, у тебя безукоризненный вкус. Она… неподражаема.
Они говорят по-испански, отметила про себя Филиппа, переводя взгляд с одного на другого. Иначе и быть не могло.
— Тебе можно только позавидовать, — продолжал Энрике со всей возможной вежливостью, удивляясь сам себе.
На самом деле его переполняло отвращение, и он с трудом удерживался от желания убраться отсюда прямо сейчас.
Дон Диего широко улыбнулся.
— Я дарю ее тебе, — сказал он и сделал жест рукой в сторону девушки. Полнейшее удовлетворение отразилось на его красном сморщенном лице.
Энрике словно примерз к полу.
Что за чертовщина! Похоже, старый хрыч предполагает, что я нуждаюсь в компенсации за предстоящие брачные ночи с его уродливой внучкой? Зря старается. Я как-нибудь сам разберусь со своими проблемами. Надо избавить его от иллюзий.
— Твоя щедрость, Диего, воистину не знает границ, — ответил он. — Но я не могу принять такой подарок.
На лице дона Диего появилось выражение неприкрытого удивления.
— Как это? Объясни! — потребовал он. — Я думал…
Старик замолчал, с удовольствием смакуя мельчайшие детали ситуации и доводя ее до предельного абсурда.
— Разве не ты хотел жениться на моей внучке? Не ты с таким нетерпением ждал ее приезда?
— Он хрипло рассмеялся, удовлетворенно разглядывая растерянное лицо Энрике, выражавшее крайнюю степень изумления.
