Энрике чуть не подавился от удивления.
— Как такое может быть? — спросил он уже по-английски.
— Видишь ли, ее мать имела собственные представления об ее воспитании, — ответил Диего.
Филиппа только пристально взглянула на деда, но ничего не сказала. Понимая значение ее взгляда, старик предупреждающе посмотрел на нее.
До нее как эхо донеслись слова, сказанные им днем: «Первым же рейсом отправлю тебя в Нью-Йорк, если ты не будешь в точности исполнять то, чего я от тебя хочу!». Кровь застыла в ее жилах. Что я делаю? — в смятении подумала она. Он хочет подать гостю их неприглядную семейную историю в ином свете. Открой рот и скажи правду. Немедленно! И чего я добьюсь этим?
Ответ она знала слишком хорошо. Ее выгонят отсюда без гроша в кармане. Но она не может вернуться в Нью-Йорк без денег для мамы. Она должна добыть деньги во что бы то ни стало! Даже если для этого потребуется сделать вид, что ее дед сущий ангел во плоти.
Поэтому она сжала губы и промолчала. Энрике внимательно наблюдал за эмоциями, отражавшимися на прекрасном лице невесты.
Итак, девушку увезла в Америку мать, имевшая обо всем собственное представление. В том числе и мнение, что дочь должна получить воспитание вдали от семейных традиций рода Авельяносов и родного языка ее отца.
Интересно, что же это за женщина? Перед ним предстал образ эмансипированной особы из высшего общества — острой на язык, надменной, одетой по последней моде, проводящей свободное время за игрой в гольф или поло и постоянно кочующей от одного модного салона к другому.
Энрике нахмурился. Любопытно, почему она вышла замуж за Фелипе Авельяноса? Вероятно, если бы он не погиб молодым, их брак вряд ли просуществовал бы долго. И все-таки непонятно, почему Диего позволил вдове увезти девочку и воспитывать вдали от своего дома.
Теперь его душевная щедрость наказана. Девушка даже не знает родного испанского языка! Я могу научить ее…
Соблазнительная картинка всплыла в его воображении: прекрасная пышноволосая женщина лежит в его объятиях и он учит ее, как сказать ему, своему мужу, о своих тайных, сокровенных желаниях… Подали первое блюдо. Энрике с удивлением наблюдал, с каким естественным аппетитом ест девушка, отдавая должное изысканным блюдам. Кармен Парейро давно уже раздражает его разборчивостью и привередливостью в еде, а Аурелия Герра постоянными диетами. Однако ему придется следить за аппетитами будущей женушки. Сейчас у нее идеальная фигура, в ней нет ни грамма лишнего веса. Но что произойдет, если она не будет себя контролировать? Еще не хватало, чтобы к сорока она превратилась в сдобную пампушку!
Интересно, а сколько ей лет?
Когда он в первый раз увидел ее, то решил, что ей около двадцати пяти. Но неужели Диего допустил, чтобы его внучка до такого возраста не вышла замуж? Наверное, она все-таки моложе.
Вероятно, ее избалованная мамаша и соответствующее окружение повлияли на ее развитие так, что она выглядит несколько старше.
И еще одна мысль кольнула его. Если она живет в Америке, вряд ли он получит невесту непорочной девственницей. Современные американские девушки имеют весьма свободные взгляды на сексуальную жизнь. Они так рано теряют невинность, что страшно об этом подумать. Сначала он решил обсудить этот щекотливый момент с Авельяносом, но потом понял, что знает его ответ заранее: «Дружище, ты что, хочешь выпустить из рук империю Авельяноса?».
Черт с ним, девственница она или нет, решил Энрике. Он женится на Филиппе Авельянос и получит империю как ее приданое.
Слуга подавал все новые и новые блюда. Филиппа так увлеклась, пытаясь попробовать хотя бы понемногу каждого из них, что ненадолго перестала замечать мужчину, сидящего напротив, и успокоилась.
В этот момент он начал задавать вопросы:
— В каком городе вы живете, Филиппа? — спросил Энрике, пытаясь поддержать цивилизованный разговор.
— В Нью-Йорке, — ответила она, бросая на него короткий взгляд.
— О, это мой любимый город. Наверное, у вас там очень интересная и суматошная жизнь. Я не ошибся?
— Да, — быстро согласилась Филиппа, думая про себя о двух работах и дополнительных рабочих днях по выходным, которые она вынуждена была взять на себя, помогая матери выплачивать долги.
Джейн тоже работала в местном супермаркете, и у них почти не было свободного времени.
— А какой клуб вам нравится больше всего? — продолжил Энрике и перечислил названия нескольких модных центров.
О некоторых из них она знала, но только понаслышке.
— Я не поклонница клубной жизни, — ответила она вполне искренне.
— Так-так, — удовлетворенно пробормотал Энрике, чувствуя, что весьма доволен ее ответом, так как в глубине души считал клубы рассадником сексуальной распущенности. — А где вы предпочитаете бывать, Филиппа?
Она посмотрела на него, удивляясь его любопытству. Впрочем, вероятно, он хочет всего лишь поддержать вежливую беседу с внучкой хозяина дома.
— Я люблю театр.
И это была чистая правда. Самым большим подарком для себя и Джейн она считала билеты в театр. Но это удовольствие было слишком дорого для них, поэтому они бывали там очень редко.
Энрике с ходу назвал несколько новых нашумевших мюзиклов. Филиппа вынуждена была признать его осведомленность и лишь покачала головой. Билеты на такие экстравагантные зрелища стоили еще дороже, чем в обычный театр.
— Я предпочитаю классические пьесы, — сказала она.
Едва ответив, она почувствовала, что вызвала какое-то непонятное напряжение. Осторожно взглянув на деда, Филиппа увидела, что он смотрит на нее прищуренными глазами.
Что я такого сказала? — недоуменно подумала она. Мне что, нельзя любить классику, например Шекспира?
Тут же прозвучал ответ на ее немой вопрос.
— Ни одному мужчине не может понравиться женщина, претендующая на интеллектуальность, — брюзгливо проворчал Диего Авельянос.
Филиппа недоуменно захлопала ресницами. Любить Шекспира означает претендовать на интеллектуальность?
— Шекспир писал свои пьесы для обыкновенных людей, — тихо, но твердо ответила она. — Несомненно, его произведениям свойственна подлинная глубина, которую можно познавать бесконечно. Но его пьесами может наслаждаться любой человек из любой среды. Тем более что сейчас существует много современных форм, помогающих людям, для которых пока Шекспир остается недоступным, интерпретировать его по-новому.
Дон Диего отшвырнул нож и вилку и гневно сверкнул глазами.
— Перестань болтать, как последняя дурочка! Лучше помолчи, если не можешь сказать ничего дельного! Мужчинам не может нравиться женщина, старающаяся показаться заумной!
