— Проклятие… — прорычал он.
Каким-то образом Коул догадался, чего она хочет, и, заключив в широкую ладонь ее грудь, обводил пальцем затвердевший сосок до тех пор, пока неистовый крик наслаждения не вырвался из груди Софи. Его рот снова нашел ее губы и поглотил новый крик. Влажный и горячий язык проскользнул в глубь ее рта, и Софи с жадностью приняла его.
Так, под прикрытием темноты, они стояли, окутанные жаром собственных тел, когда раздался стук в дверь.
— Я все запер и ухожу. Просто ставлю вас в известность. — Чейз многозначительно хмыкнул и добавил: — Продолжайте.
Софи, сидевшая верхом на его бедрах и крепко обнимавшая Коула за шею, почувствовала, что в нем происходила теперь какая-то внутренняя борьба, и в темноте видела, как он разглядывает ее.
«Нет, нет!» — взмолилась она, с трудом удерживаясь, чтобы не выкрикнуть это вслух. Но в этот момент Коул опустил ее на пол. Без его тепла Софи стало холодно, и она обхватила себя за плечи. Одной рукой он все еще держал ее — наверное, подумала Софи, чтобы не дать ей приблизиться, — другой гладил ей волосы. Потом Коул откинул голову и затылком ударился о дверь, потом еще раз и еще. Софи почти физически ощутила, как он разгневан, и ей стало стыдно, захотелось убежать.
Внезапно Коул успокоился, вышел в коридор и о чем-то пошептался с Чейзом.
Ее нисколько не удивило, когда, вернувшись, Коул ровным и спокойным голосом сообщил:
— Пора. Пойдемте, я провожу вас до машины.
Коул больше не прикасался к ней, и Софи поняла, что проиграла. Однако забыть, как неистово он откликнулся на ее призыв, было невозможно. Ведь он желал ее! И по какой-то причине не хотел желать. Возможно, предположила Софи, боялся, что от него потребуются какие-нибудь обязательства. Или, может быть, поскольку она была сестрой Софи, полагал, что не имеет права на подобную игру? Неужели отношения с ее родственницей подразумевают ограничения, о которых она не подумала? Софи вела такой замкнутый образ жизни, что понятия не имела об общепринятых условностях между мужчиной и женщиной.
А может быть, Коул просто испугался ловушки? И Софи немного приободрилась.
Бар был погружен в кромешную тьму, но за порогом на них сразу же обрушился яркий свет уличной рекламы и фонарей. Коул все еще не преодолел возбуждения. Она видела это по выражению его лица: румянец на высоких скулах, челюсти стиснуты, в глазах огонь. Опустив глаза, Софи заметила, что и его плоть все еще возбуждена. Так значит, он все же хочет ее. Ну что ж, единственное, что нужно сделать, — подбодрить его, дать понять, что эта ночь любви не будет иметь для него никаких последствий.
Коул взял у нее ключи от машины, открыл дверцу и вдруг заметил:
— Вы приехали на машине Софи.
Окрыленная этим новым знаком доверия, девушка ответила:
— Это она так захотела. У нас с сестрой разный ритм жизни: она — жаворонок, я — сова, так что мы друг другу не перебегаем дорожку. К тому же, — добавила она многозначительно, — я пробуду в городе совсем недолго, всего несколько дней.
Он сделал вид, будто не понял намека.
— Что ж, спокойной ночи. Было… очень приятно с вами познакомиться.
Софи улыбнулась, услышав, с какой иронией он произнес эту вроде бы ничего не значащую реплику, но лицо Коула оставалось серьезным, если не каменным, а ей не хотелось сердить его.
— О, полагаю, мы еще увидимся. Вы ведь забыли сфотографировать меня. Я снова приду завтра вечером, хорошо? — Игриво и смело она протянула затянутую в перчатку руку и указательным пальцем погладила его по груди. — Может быть, на этот раз нам удастся не сойти с рельсов? А может, и не удастся.
Коул лишь стиснул зубы, и когда он отошел от машины, Софи услышала, как из его груди вырвалось сдавленное проклятие. Она закрыла дверцу и включила зажигание. Сердце все еще билось учащенно, и было такое ощущение, что в груди звенящая пустота. Это чувство оказалось восхитительным, Софи хотелось, чтобы оно длилось как можно дольше. Она жаждала испытать его в полной мере. И она хотела получить Коула Уинстона.
То была ужасная ночь. Без конца потягивая кофе, Коул пытался привести в порядок свои мысли, но бессонница и не отпускавшее сексуальное возбуждение сводили на нет все усилия. Удушающее чувство вины действовало угнетающе: он метался, разрываясь между желанием и невозможностью для себя овладеть женщиной, которая выглядела и была желанна точно так же, как Софи, но вела себя как Шелли. Временами обе сливались в его воображении воедино, вызывая такие чертовски эротические видения, что Коул едва сдерживал рвущийся из горла хриплый рык и тело его покрывалось испариной.
Он все еще ощущал на губах вкус ее кожи, чувствовал влажный жар ее губ и языка, теплую округлость груди в его ладони — маленькой, изящной по форме, с затвердевшим соском, который так и хотелось обхватить губами. Он изнемогал от желания мять и целовать ее до тех пор, пока из уст женщины не вырвется мольба: «Еще, еще!»
Тяжело сглотнув комок в горле, Коул закрыл глаза, пережидая очередную накатившуюся волну жара. Дрожащими руками он схватил чашку с крепким кофе и жадно выпил.
Нужно поговорить с Софи. Но если признаться ей в своих чувствах, в своей глубокой привязанности, в своей, черт побери, страсти, девушка может испугаться и замкнуться. Если она не разделяет его чувств, то Коул рискует потерять ее дружбу, а об этом и подумать страшно. Однако такое признание по крайней мере устранит помеху в лице Шелли. Он ни за что не хотел бы снова пройти через то, что случилось сегодня вечером. Дьявол, он ведь был на волоске от того, чтобы уложить эту Шелли прямо на свой письменный стол и стянуть с ее длинных ног эти чертовы обтягивающие джинсы! Он бы овладел соблазнительницей яростно, в горячечном помрачении, и ей бы это точно понравилось.
Но нельзя заменить одну женщину другой; это несправедливо по отношению к обеим. Простая истина состояла в том, что Коул жаждал Шелли только потому, что та была точной копией Софи. Но не Софи.
Приканчивая третью чашку сверхкрепкого кофе, Коул взглянул на часы. Он редко вставал так рано, поскольку работа в баре заканчивалась за полночь, но сейчас все равно не смог бы заснуть: действовал кофеин. Было уже почти полдесятого, и к тому времени, когда он доберется до магазина Софи, тот как раз откроется. Шелли была совершенно права: ее сестра — жаворонок. И лучше ему отправиться туда немедленно, пока есть кураж.
От этой мысли он рассмеялся, потому что с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, ни одной женщине еще не удавалось его обескуражить. Впрочем, ни одна из них и не значила для Коула того, что значила Софи. Столько времени он не мог решиться на объяснение с ней. Смешно! И пора положить этому конец.
