— Нет, это не так, — ответила она резче, чем намеревалась. — Он довольно молодой и вполне милый, если хочешь знать. — И тут же разозлилась на себя. С чего это она защищает мужчину, который ее безмерно раздражает и грубит ей практически при каждой встрече?
Никол криво улыбнулся:
— Вот так, да?
— Не понимаю, о чем ты. Все совсем не «так». Если уж ты хочешь знать, я никогда не думала, что два человека могут до такой степени действовать друг другу на нервы. За три дня нашего знакомства я поссорилась с ним больше раз, чем с любым другим человеком за всю мою жизнь.
— Хорошо, детка. Только не переборщи с отрицаниями, а то я действительно начну верить тем гадким подозрениям, что закрались в мою голову.
Она сердито повернулась к нему:
— Не пытайся оправдать свои увлечения, обвиняя меня в том, что я веду себя так же.
Ей пришлось проявить чудеса самообладания, чтобы дрожащими руками донести поднос до гостиной и не разлить кофе.
— Кофе готов! — рявкнула Розали, распахнув дверь в кабинет, и, прежде чем двое мужчин успели поднять головы, снова захлопнула дверь. Затем вернулась на кухню и с облегчением обнаружила, что Никола там уже нет. Она положила песочное печенье и шоколадные кексы на одну тарелку, лепешки с маслом — на другую, отнесла все это в гостиную, села на кушетку рядом с Николом и стала разливать кофе.
Когда в дверях появились Франклин и Адриан, Никол взял Розали за руку. Отец коротко представил мужчин друг другу. Доктор Крэйфорд бросил на Никола оценивающий взгляд, и Розали поняла, что у него сложилось весьма невысокое мнение о ее молодом человеке. Впрочем, у нее не было ни малейшего желания узнать это мнение.
Розали принялась раздавать кофе, и, когда передавала доктору Крэйфорду его чашку, их взгляды на мгновение встретились. Он смотрел на нее так проницательно и вопросительно, что она вспыхнула и сердито отвернулась. Какое он имеет право так на нее смотреть? «Я не просила его рассматривать моих мужчин под микроскопом и одобрять или не одобрять их по своему усмотрению!» — разозлилась она.
Разговор не клеился. Розали знала, что отцу не нравится Никол, и он не старался это скрыть. Наконец хлопнула входная дверь, и через несколько секунд в гостиной появилась Сара.
— Всем привет! — Ее глаза обежали комнату. Она нашла мужа, улыбнулась ему и снова скрылась за дверью. Франклин тут же вскочил.
— Налей маме кофе, Розали. Я отнесу.
Розали протянула ему чашку, и он вышел из комнаты. Она знала, что отец был рад сбежать. В присутствии Никола он всегда чувствовал себя неуютно.
— Не торопитесь, доктор Крэйфорд, — уже из-за двери крикнул Франклин. — Пейте спокойно кофе, пока я перекинусь парой слов с женой.
Дверь захлопнулась. Никол аккуратно поставил свою пустую чашку на поднос, откинулся на спинку кушетки, обнял Розали за плечи и спросил:
— Так, значит, доктор Крэйфорд, вы — один из этих отвратительных ученых?
Розали в ужасе уставилась на Никола. Что он задумал? Ее охватило беспокойство, она прикрыла глаза, ожидая гневной реакции доктора Крэйфорда. Но когда осмелилась снова их открыть, обнаружила, что тот улыбается.
Адриан вытянул длинные ноги, засунул руки в карманы брюк и лениво произнес:
— Да, думаю, нас можно назвать и так, — судя по его виду, он собирался от души развлечься. — Вас, традиционалистов, так жадно цепляющихся за прошлое, — вы ведь преподаете латынь и древнегреческий, если не ошибаюсь? — должно весьма раздражать то, что мы, ученые, постоянно задаем вопросы.
Похоже, Никола эти слова застали врасплох. Его первый выпад дал осечку, принеся неожиданный результат. Он попытался еще раз.
— Проблема с вами, учеными ребятами, заключается в том, что вы то и дело изобретаете что-нибудь опасное, а потом сами не знаете, как контролировать то, что изобрели.
— Да, я уже слышал все это раньше. — Доктор Крэйфорд говорил так, словно разговаривал с тупоголовым студентом. — Понимаете, изобретения контролируются не учеными. Большая часть наших «опасных изобретений», как вы их называете, прямо с проектировочной доски попадают в руки политиков и военных. Разумеется, какая-то часть ученых предпочитают работать под юрисдикцией только военных, но даже среди них многие заняты созидательной, а не разрушительной деятельностью. Как бы то ни было, это их заботы и их выбор.
Никола на минуту задумался, потом изрек:
— У ученых нет чувства ответственности.
— Это утверждение я тоже уже слышал. Основная ответственность ученого заключается в том, чтобы искать научные истины. Пытаться же объяснить вам, что это такое, бесполезно, поскольку мы с вами говорим на разных языках.
— Другими словами, — сердито вмешалась Розали, — вы хотите сказать, что мы слишком бестолковые, чтобы вас понять.
Адриан Крэйфорд равнодушно пожал плечами:
— Если хотите, да.
Никол отчаянно покраснел:
— У ученых нет чувствительности, нет культуры.
— Ну, я отнес бы эти качества к числу абсолютно индивидуальных, присущих отдельным людям, независимо от их профессии и рода деятельности.
— У вас, ребята, есть еще одна очень неприятная черта. — Никол наконец вышел из себя. — Благодаря опасному потенциалу ваших изобретений вы считаете, что имеете право дергать за веревочки, а все остальные должны плясать под вашу дудку.
Адриан рассмеялся.
— А эта точка зрения, на мой взгляд, основана на слишком большом количестве прочитанных вами научно-фантастических романов.
Никол снова покраснел, и Розали поняла, что он изо всех сил старается сдержать бессильную ярость.
— Гуманитарии вроде нас, — он хозяйским жестом привлек ее к себе, — то есть люди культурные, в противоположность вам, неотесанным технарям, стараются сохранить ценности прошлого, которые вы пытаетесь уничтожить. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы сохранить традиции…
— На самом деле, — перебил его доктор Крэй-форд, — вы сейчас говорите, что вы со своими отсталыми взглядами не только не в состоянии внести какой-либо ощутимый вклад в прогресс человечества, но и, напротив, пытаетесь его задержать. Вы, гуманитарии, только разглагольствуете. Мы — действуем. Именно ученые и инженеры — «технари», над которыми вы насмехаетесь, — своими изобретениями сделали жизнь большей части населения земного шара несоизмеримо легче, удобнее и приятнее.
Никол встал. Очевидно, он понял, что потерпел поражение в этом споре. Но Адриан был намерен оставить за собой последнее слово.
Он тоже поднялся, медленно, лениво потянулся и заложил руки за спину.
